Гоцюй - Джин Соул Страница 18

У Минчжу к этому времени уже снял сапоги и закатал штаны до колен.

– И для чего ты заголился?

– Помогу тебе… если объяснишь, что ты делаешь, – ответил он, решительно, но с непередаваемым выражением лица шагая в грязь.

– Я не стану жульничать. «Урок» задали мне, – торжественно сказала А-Цинь, – мне его и выполнять.

– Ты никогда его не выполнишь без моей помощи, – предрёк У Минчжу. – Смотри, бороздки уже затянуло грязью.

– Это потому что ты меня отвлёк!

– Ну да, вали всё на меня, – равнодушно согласился У Минчжу. – Для чего нужны эти бороздки, Сяоцинь?

Он так внезапно назвал её по имени, что А-Цинь опешила на долю секунды. Вот так просто взять и назвать её по имени… Но слух приятно потешило это сказанное низким голосом «Сяоцинь». По плечам побежали мурашки.

У Минчжу истолковал её заминку по-своему:

– Или ты даже сама не знаешь, для чего?

А-Цинь опомнилась и буркнула:

– Конечно, знаю. Это бороздки для семян. Разбороню поле и посею чжилань.

У Минчжу так на неё глянул, что она вдруг ощутила себя ущербной.

– Ты… – протянул он, не договорил, мотнул головой и спросил: – А сразу бросать семена в бороздки, пока те грязью не затянуло, ума не хватило понять?

А-Цинь застыла на мгновение. Она хоть и была благодарна ему за подсказку, но не хотела, чтобы последнее слово оставалось за ним. Она глянула на него вприщур и хмыкнула:

– Ишь, какой умный… Дерзай.

– Что? – не понял он.

А-Цинь сунула ему в руки грязную мотыжку:

– Ты боронишь, я сею.

– А разве это не жульничество? – поддел он её.

– Компромисс, – важно возразила А-Цинь. Она ведь должна посеять семена чжилань, она их и посеет. Если считать этого цзниь-у ещё одним инструментом, как мотыжку, то нельзя называть его использование жульничеством.

– И почему мне кажется, что ты сейчас подумала что-то оскорбительное? – пробормотал У Минчжу.

«Потому что тебе не кажется», – сказал ему внутренний голос.

27. «А не заморить ли нам червячка?»

Мотыжкой У Минчжу работать отказался.

– Руки этого молодого господина, – спесиво сказал он, – не ведают ни заноз, ни мозолей.

Он лукавил, как подумалось А-Цинь. Руки у него были красивые, с длинными пальцами, но потёртости на коже явно указывали на то, что он часто пользовался оружием. А-Цинь видела такие у старших птиц-стражей. У Минчжу, хоть у него при себе и не было никакого оружия, вероятно, умел управляться и с мечом, и с луком, да и к физическом труду был приучен. Вспомнить, как он без видимых усилий носил воду от колодца к полю… Скорее всего, старая ржавая мотыжка оскорбляла его вкус, потому он не хотел брать её в руки. Но и представить, как он голыми руками в грязи возится, А-Цинь тоже не могла.

Заметив её многозначительный взгляд, У Минчжу снисходительно использовал духовную силу, чтобы провести в грязи бороздку. Это, надо признать, А-Цинь впечатлило, и она какое-то время бессмысленно пялилась на дно поля, ожидая, что углубление затянется, но этого не произошло.

– Эй, – нетерпеливо окликнул её У Минчжу, – долго мне ещё так держать? Когда начнёшь сеять?

А-Цинь вытащила из-за пазухи мешочек с семенами чжилань, взяла несколько горошин и разбросала их вдоль бороздки.

– Вот, значит, как семена чжилань выглядят, – обронил невзначай У Минчжу, и бороздка в грязи затянулась.

А-Цинь прижала к себе мешочек:

– Они все пересчитаны! Не вздумай украсть!

– За кого ты меня принимаешь? – закатил глаза юноша.

А-Цинь поглядела на него пристальнее, чем следовало. Он выдохнул и сложил пальцы для клятвы:

– Это просто любопытство. Не собирался я воровать чжилань.

– Тебя громом поразит, если солжёшь, – торжественно предупредила А-Цинь.

– Громом? – переспросил он и отчего-то рассмеялся.

А-Цинь молча указала на поле. У Минчжу прищёлкнул языком и проделал в грязи ещё одну бороздку…

Семян в мешочке не хватило, чтобы засадить всё поле, но А-Цинь всё равно осталась довольна: «урок» выполнен, чжилань посажена, теперь остаётся дождаться всходов и ухаживать за полем.

– Хорошо потрудились, – заметил У Минчжу.

Он выбрался из воды и с сожалением поглядел на испачканные ноги. Грязь налипла коркой.

– Грязь для кожи полезна, – утешила его А-Цинь.

– Правда? – скептически выгнул он бровь и прищёлкнул пальцами. Грязь отшелушилась с его ног и рассыпалась пылью.

Девушка невольно вздрогнула.

У Минчжу покосился на неё и прищёлкнул пальцами снова.

– Не благодари, – небрежно сказал он и неспешно натянул сапоги.

– И не собиралась, – фыркнула А-Цинь, но её немало впечатлили способности этого воришки. Она вообще ничего не почувствовала, грязь просто исчезла.

Но на самом деле он заслуживал благодарности: он принёс воды и помог засеять поле. Как говорили старые птицы: «Язык не отвалится, если спасибо скажешь».

– Я разделю с тобой еду, – с тихим торжеством сказала А-Цинь.

У Минчжу высоко вскинул бровь, но он действительно проголодался, потому насмешничать не стал и сказал почти так же торжественно, как и она:

– Этот молодой господин, так и быть, согласен.

Они сели в тенёчке под деревом, по другую сторону от ловушки, и А-Цинь развязала припрятанный до того узелок. Глаза У Минчжу широко раскрылись, когда он увидел содержимое. Там были распаренные зёрна и корешки болотных трав.

– Что это? – непередаваемым тоном спросил он.

– Мой обед, – сказала А-Цинь.

– Это гарнир? – неуверенно предположил он. – А где всё остальное?

По её взгляду он понял, что ничего другого у неё нет, и потрясённо воскликнул:

– Ты ешь зёрна?!

– Мы же птицы, – пожала плечами А-Цинь, – а птицы едят зёрна.

– Зачем же так буквально…

– Это вкусно. Попробуй.

У Минчжу двумя пальцами взял один из корешков и с выражением нескрываемого отвращения на лице зажевал.

– А что едят хищные птицы? – полюбопытствовала А-Цинь.

У Минчжу с трудом проглотил разжёванное и, видимо, желая отыграться, выудил из земли длинного червяка и сделал вид, что собирается его проглотить. А-Цинь с нескрываемым отвращением ждала, когда он это сделает, но юноша засмеялся и бросил червяка обратно:

– Да ладно, ты ведь не подумала, что я его съем?

– Откуда мне знать, что ты ешь… – сердито проворчала А-Цинь, поняв, что он её разыграл.

– В следующий раз принесу тебе что-нибудь, – небрежно пообещал он, вскакивая на ноги и превращаясь в ворона, чтобы улететь.

«А будет и следующий раз?» – подумала А-Цинь, и её несколько озадачили собственные мысли.

Это совершенно точно была радость.

28. «Этот молодой господин слов на ветер не бросает»

«Я, должно быть, на солнце перегрелась», – подумала А-Цинь.

Весь оставшийся день щёки у неё были пунцовые, лицо то и дело вспыхивало румянцем. По счастью, в этот день мачеха не приходила, и А-Цинь не пришлось объясняться.

Поскольку «урок» был выполнен, а день ещё не закончился, она воспользовалась свободным временем, чтобы пойти поглядеть на другие поля чжилань и расспросить птиц, что делать теперь, когда семена высеяны. Она беспокоилась немного, что поле пересохнет на солнце и семена пропадут.

– Не пересохнет, – успокоили её. – Чжилань – волшебная трава.

«То-то У Минчжу удивится, когда об этом узнает», – подумала А-Цинь и растерялась. Почему первая же мысль была о нём?

Точно на солнце перегрелась.

«А он, может, просто так сказал и не прилетит больше», – оборвала она себя. Зачем ему прилетать? Он увидел, как сеют чжилань, любопытство удовлетворено, разве нет?

– О! – воскликнула А-Цинь поражённо. – Он прилетит ночью, чтобы украсть чжилань?!

Думая, что разгадала его «коварные планы», А-Цинь решила пойти ночевать на поле и сторожить всю ночь, не смыкая глаз, а если воришка явится, то проучить его. Она не слишком верила, что им двигал лишь интерес: даже у любопытства есть предел.

Она затаилась возле поля, но изначальный план её провалился: она заснула! Должно быть, утомилась за день.

Разбудил её лёгкий пинок по лодыжке. А-Цинь встрепенулась, пробормотав:

– Я не сплю…

– Тебе так не терпелось со мной встретиться, что ты меня всю ночь прождала? – насмешливо спросил У Минчжу.

Уже было утро. Она всё проспала! Досада накатила, и её лицо скривилось.

– Я поле сторожила, – резко сказала она, вскакивая.

Ноги после сна в неудобной позе затекли, А-Цинь покачнулась и непременно свалилась бы прямо в поле, если бы У Минчжу