Гоцюй - Джин Соул Страница 14

– К-к-какая разница? – задохнулся юноша. – Да как можно воронов сравнивать с воронами?! Это смертельное оскорбление! За такое на нашей горе забивают палками!

– Какая разница, какая ты птица? Ты вор! – ткнула в него пальцем А-Цинь. – Что, увидел неохраняемое поле чжилань и решил его разорить?

Юноша скользнул взглядом по полю и насмешливо сказал:

– Нужно быть слепым, чтобы принять эту грязную лужу за поле для чжилань. У меня с глазами всё в порядке.

А-Цинь побледнела от гнева:

– Грязная лужа?! Да как ты смеешь называть моё поле грязной лужей?! Я не для того его делала, чтобы всякие тут его хаяли!

– Твоё поле? – недоверчиво спросил юноша. – Что, на горе Певчих Птиц даже чернавки владеют полями чжилань?

А-Цинь, не удержавшись, запулила в него мотыжкой. На этот раз юноша успел увернуться, и мотыжка улетела куда-то за дерево.

– Сам ты чернавка! – от всего сердца обозвала его А-Цинь. – И родители твои чернавки! И все твои предки!

– Ещё потомков помяни, – с усмешкой предложил юноша. – Нет, ну правда, кто тебя выучил ругаться?.. Ха-ха, скажет тоже – девушка из благородной семьи…

А-Цинь никогда особенно не кичилась своим положением, но сейчас просто не смогла стерпеть подобного пренебрежительного отношения. Какой-то воришка с чужой горы… очень красивый воришка с чужой горы…

– К твоему сведению, – сказала она, чётко разделяя слова, – перед тобой наследница этой горы, и одного моего слова достаточно, чтобы тебя палками забили!

– Что, певчие птицы настолько бедствуют, что даже их наследники ходят в обносках? – насмешливо спросил юноша, одаряя её ещё одним презрительным взглядом. – Хочешь, чтобы этот молодой господин одарил тебя золотом?

Он небрежно швырнул ей под ноги несколько золотых слитков.

– Не твоё воронье дело, что на нашей горе происходит, – грубо сказала А-Цинь, пнув золото обратно ему. – Сдалось мне твоё золото…

– Я не ворона!!! – рявкнул юноша и, окончательно растеряв полный достоинства вид, выругался, не менее залихватски, чем А-Цинь прежде. – У тебя не только с глазами проблема, но и с головой? Сколько раз повторять, что я ворон, а не ворона?!

А-Цинь мысленно повторила его ругательство. Такого она ещё не слышала. У этого воришки с чужой горы… Воришки с чужой горы? Который… называет себя вороном?.. Глаза её широко раскрылись.

– Ты-ты-ты… – заикаясь, сказала она, – на самом деле… цзинь-у?!

– Хм? – выгнул красивую бровь юноша. – Цзинь-у?.. Разумеется, цзинь-у. Кто же ещё?..

А-Цинь сглотнула. Перед глазами выплыла сцена, которую она видела в храме – развешанные на верёвке крылья с чёрными перьями.

– Тебя… тебе крылья оторвут, – выдохнула она.

– Ха-а? – протянул юноша. – Посмотрел бы я на того, кто посмеет до этого молодого господина хоть пальцем дотронуться!

– Нет, ты не понимаешь… За воровство чжилань на горе Певчих Птиц отрывают крылья. Тебе нужно отсюда поскорее улетать.

– Улететь? – Юноша с иронией указал обеими ладонями на перетянутую петлёй ногу. – Если принесёшь ту ржавую штуковину, я могу попытаться отрубить себе ногу.

А-Цинь осторожно обошла его и стала искать мотыжку в траве за деревом.

– Эй-эй, – беспокойно воскликнул юноша, наблюдая за ней, – я же пошутил! У тебя точно с головой не всё в порядке!

– Это у тебя с головой не всё в порядке и у всей твоей родни! – ругнулась А-Цинь и с торжеством извлекла мотыжку на птичий свет.

– Эй, не подходи ко мне!!!

– А как, по-твоему, я разломаю эту ловушку? Голыми руками? – теперь уже пришла очередь А-Цинь иронизировать. – Я очень сомневаюсь в умственных способностях… «этого молодого господина», – ядовито докончила она, пародируя его.

– Ты… освободишь меня? – после напряжённого молчания уточнил юноша.

– А ты предпочтёшь, чтобы стражи полей тебе крылья оторвали?

А-Цинь примерилась и рубанула мотыжкой по шёлковой верёвке. Та оказалась на удивление крепкой, ни ниточки не оборвалось. Юноша зашипел, сжимая лодыжку: от удара петля стянулась ещё сильнее.

– Она что, зачарованная? – сквозь зубы спросил он. – Или эта ржавая штука слишком тупая, чтобы её разрубить?

А-Цинь оценивающе поглядела на мотыжку в своих руках. Туповата, конечно, но ничего другого у неё нет. Если она вернётся домой за ножом, воришку с чужой горы может кто-нибудь обнаружить, пока её нет, и тогда его точно схватят и отрубят ему крылья.

– Ладно, – со вздохом сказала она, – раз не разрубить, попробую её целиком выкопать.

Она принялась за работу и разрыла землю вокруг ловушки, чтобы обнаружить, что шёлковая верёвка намертво привязана к врытому в землю железному столбу. Вытащить его из земли ей было не по силам. Он уходил глубоко в землю, может, до самого основания горы. Она издала разочарованный вздох. Юноша тоже поглядел в яму и, кажется решился на что-то.

– Посторонись-ка, – велел он.

Он развернул руку ладонью вверх, на ней расцвело тёмное пламя.

– Это что? – отпрянула в испуге девушка.

– Духовное пламя. Что, птицы на вашей горе так не умеют?

А-Цинь задумчиво покачала головой. Она никогда не видела ничего подобного. Юноша пренебрежительно фыркнул и зашвырнул тёмным пламенем в железный столб. Шёлковая верёвка вспыхнула – чёрным огнём! – и начала медленно оплавляться от жара.

– Попробуй теперь по ней рубануть, – велел юноша.

– А я не обожгусь? – неуверенно спросила А-Цинь.

– Нет, пока я не захочу тебя обжечь, – со значением сказал он.

Когда верёвка была разрублена, петля на ноге юноша ослабла сама собой. Он вскочил, сбросил её и пинком отправил куда подальше. А-Цинь выставила перед собой мотыжку. Кто знает, что сделает этот воришка с чужой горы!

– И не жди, что я тебя поблагодарю, – сквозь зубы сказал юноша.

– Сдалась мне твоя благодарность! – вспыхнула А-Цинь. – Убирайся с моего поля! И даже не думай вернуться сюда снова!

– И в мыслях не было, – огрызнулся он.

Он с разбегу превратился в чёрную птицу – ворона, а не ворону – и, тяжело взмахивая крыльями, улетел прочь.

А-Цинь осталась разгребать последствия этой встречи, вернее, загребать: нужно было зарыть столб обратно и установить ловушку на прежнее место.

Вдруг явятся и другие цзинь-у?

22. Посторонние мысли

День был испорчен. Пока А-Цинь восстанавливала ловушку, благоприятный час прошёл, а высаживать чжилань в неурочный час – уж лучше сразу выбросить семена, всё равно не взойдут. К тому же она ещё не пробороздила поле.

Брошенное воришкой-вороном золото А-Цинь подобрала, но присваивать не собиралась. К золоту она была совершенно равнодушна: она сама золотая птица, золото не имеет над ней власти. Подумав, она разложила золотые слитки в ловушке. Шёлковая петля была присыпана землёй на славу, со стороны могло показаться, что золото просто кто-то обронил.

«Этот… красивый воришка, конечно, не вернётся, – подумала А-Цинь, – но если явится ещё кто-то, нужно быть начеку».

Припрятав мотыжку возле края поля – под охапкой сорванной травы, – А-Цинь отправилась домой, размышляя о сегодняшней неожиданной встрече.

Странно, почему она никак не могла выкинуть из головы этого воришку в чёрном? Она не разглядела его толком, потому что была слишком рассержена, однако же, в мыслях его образ представлялся ей довольно чётко. Как можно запомнить кого-то, даже не глядя на него? И почему она решила, что этот воришка красивый? Потому что на горе Певчих Птиц не было никого, похожего на него?

А-Цинь было немножко совестно, что она отпустила вора. Если бы старшие птицы об этом узнали, непременно наказали бы её. Но одновременно она чувствовала, что поступила хорошо – спасла его. Её мать – родная мать – наверняка бы одобрила этот поступок.

– Видишь ли, – пробормотала А-Цинь, неизвестно к кому обращаясь, – у него и крылья красивые. И они нужны ему, чтобы летать. А в храме они бы пылились на верёвке вместе с остальными. А куда бы он делся, бескрылый?

Тут ей пришёл в голову вопрос, которым она никогда не задавалась: если в храме развешаны крылья воров, то куда делось всё остальное? Что случается с птицами, которым оборвали крылья? Спросить она, разумеется, ни у кого не могла, а собственные предположения были настолько ужасны, что она решительно выкинула их из головы.

Дома её поджидала нянька. Она приходила изредка проверить девочку, хоть ей это и было