Гоцюй - Джин Соул Страница 15

Вид А-Цинь – в запыленной, заштопанной одежде – расстроил старую няньку ещё больше.

– Бабушка Воробьиха! – обрадовалась А-Цинь.

Нянька засуетилась вокруг, привычно охлопывая её одежду от пыли – как всегда делала, когда маленькая А-Цинь пачкалась.

– Что же она с тобой сделала! – проворчала нянька.

А-Цинь поняла, что речь идёт о мачехе, и возразила:

– Матушка делает это для моей же пользы. Чтобы птицы прониклись ко мне уважением. Когда я выполню все «уроки», птицы будут считать меня достойной наследницей.

– Какой же ты наивный цыплёнок… – покачала головой нянька.

Поняв, что А-Цинь вряд ли поверит в злой умысел, старая Воробьиха оставила эти мысли и принялась расспрашивать, как девочке живётся на новом месте. А-Цинь не жаловалась и даже с воодушевлением рассказывала об «уроках», которые задавала ей госпожа Цзи.

– Скоро посею чжилань, – с гордостью добавила А-Цинь, умолчав о причине, по которой сегодняшний «урок» оказался не выполненным.

Она любила старую няньку, но не была уверена, что стоит рассказывать ей о воришке-вороне. Старая Воробьиха была хоть и не болтлива, но суеверна и непременно сочтёт эту встречу дурным предзнаменованием. А о подобном всегда докладывают кому-то из старейшин или самому главе Цзиню. Нет, лучше никому не говорить о том, что она встретилась с цзинь-у.

Некстати явилась госпожа Цзи. Няньку она окинула кислым взглядом и спросила строго:

– Что ты здесь делаешь? Запрещено помогать наследнице в испытаниях.

Старухе очень многое хотелось бы высказать госпоже Цзи, но она не посмела и, понурившись, пробурчала извинения. Госпожа Цзи велела ей убираться и не приходить в другой раз, если не хочет заработать палок. Старая Воробьиха кинула на неё взгляд исподлобья и ушла, ворча себе под нос проклятия на голову вредной курице и её потомкам до десятого колена.

– Матушка, не брани её, – сказала А-Цинь умоляюще. – Бабушка Воробьиха просто соскучилась по мне, вот и пришла. Она мне не помогала.

Мачеха окинула падчерицу быстрым, но цепким взглядом и осталась довольна. А-Цинь хоть уже и сняла мяньшу, но ещё не успела умыться, и лицо её было запылено.

– А-Цинь, – ласково сказала мачеха, протягивая ей платок, – утрись и дай мне тебя обнять. Я была занята, и мы так долго не виделись, что я по тебе соскучилась.

Девочка непременно должна была оценить заботу о ней. Так и вышло.

– Я прежде умоюсь, – всполошилась А-Цинь. – Я не хочу пачкать одежду матушки.

Госпожа Цзи согласно кивнула и не без удовольствия наблюдала, как А-Цинь сражается с колодезной верёвкой, чтобы вытянуть ведро воды для умывания. А-Цинь умылась, вытерла лицо платком и только после этого осторожно обняла мачеху. Та похлопала её кончиками пальцев по голове, брезгуя прикасаться ко всему остальному.

– Матушка, сегодня я себя плохо вела, – со вздохом сказала А-Цинь. – Я не справилась.

– Не справилась с сегодняшним «уроком»? – удивилась госпожа Цзи.

– Я… потеряла мотыжку и потому не смогла разборонить поле, – с запинкой сказала А-Цинь. – Я искала-искала её, но так и не нашла, только время потеряла, а благоприятный час прошёл. Завтра придётся начинать всё заново. Если не отыщу мотыжку, придётся делать бороздки какой-нибудь палкой или прямо руками.

Госпожа Цзи поиграла с этой мыслью немного, но какой бы привлекательной она ни была, пришлось от неё отказаться: как бы она объяснила главе Цзиню, если бы его дочь поранила руки? Потому она сказала с притворной заботой:

– Ну что ты! Я пришлю кого-нибудь, пусть принесут тебе новую мотыжку. Не вздумай боронить руками, ещё поранишься!

А-Цинь вспыхнула радостью и робко попросила:

– А можно, чтобы мотыжка была не ржавая и хорошо заточенная?

– Конечно, глупый цыплёнок, – засмеялась мачеха, но делать этого не собиралась.

Позже – по её приказу – слуги принесут несколько ржавых мотыг, слишком тяжёлых, чтобы ими могла пользоваться девушка, но госпожа Цзи разохается и скажет, что их принесли по ошибке, а А-Цинь будет слишком добра и жалостлива: если бы она стала жаловаться, слуг бы наказали палками.

– Я лучше поищу старую мотыжку, – сказала А-Цинь, когда мачеха с видимой неохотой согласилась не наказывать слуг слишком строго за их нерадивость.

– Славный цыплёнок, – похвалила её мачеха и отправилась восвояси, не забыв подлить яду в уши А-Цинь: – Не забывай носить мяньшу, иначе лицо обветрится и станет ещё некрасивее.

– Да, матушка, – поклонилась ей вслед А-Цинь.

Но госпожа Цзи просчиталась, думая, что девочка исполнится невесёлых мыслей. Голова её была занята встречей с воришкой, потому А-Цинь не особенно расстроилась. Она уже привыкла думать, что некрасива. Какая разница, обветренное у неё лицо или нет?

Ложась спать, она думала: «Жалко, что я его больше не увижу. Он красивый».

Идя на другой утро к своему полю, она знала, что его там не будет…

23. Любопытный, но хитроумный ворон

Но он был там.

Большая чёрная птица кувыркалась на ветке дерева с таким видом, точно увлекательнее этого занятия на свете не было. Она опрокидывалась клювом вперёд, а потом, взмахивая крыльями, возвращалась в исходное положение. Ветка была гладкая и скользкая, но чёрная птица ловко перебирала лапами, нисколько не боясь, что сорвётся и угодит в ловушку, которая находилась как раз под деревом. А уж не попался ли он именно поэтому в прошлый раз?

Когда А-Цинь подошла к полю, чёрная птица висела на ветке вниз головой, совсем как летучая мышь, и даже виду не подала, что заметила А-Цинь. Поразмыслив, девушка решила поступить так же. Дел у неё было невпроворот, некогда отвлекаться. Краем глаза она заметила, что золото по-прежнему лежит на земле. Видно, воришка усвоил урок, а других до него здесь не было.

А-Цинь вытащила мотыжку из травы, уже подвялившейся на солнце. Чёрная птица, увидев это, явно напряглась и постаралась сделать своё присутствие менее заметным, плотно прижав крылья к бокам. Ей нисколько не хотелось встретиться с мотыжкой снова, это был болезненный и травмирующий во всех смыслах опыт. Когти едва слышно заскрипели, впиваясь в ветку.

А-Цинь ничего этого не заметила. Она поглядела на поле, раздумывая, не добавить ли в него воды, чтобы разжижить грязь, ставшую вязкой на солнце. Пожалуй, пару вёдер принести стоило, а уж потом начать боронить. Чёрной птице, она надеялась, к тому времени наскучит кувыркаться на ветке и она улетит восвояси. Она кивнула собственным мыслям и пошла за водой. Чёрная птица сейчас же перестала притворяться страшно занятой и посмотрела ей вслед. Во взгляде её, казалось, промелькнуло разочарование. Разве эти акробатические трюки не заслуживали хотя бы толику внимания?

Но он и не подумала улетать.

Когда А-Цинь вернулась к полю с первым ведром, чёрная птица по-прежнему лениво кувыркалась на ветке. Перья у неё были взъерошены, и А-Цинь подумала невольно, что птица, пока её не было, успела сорваться и только чудом ухватилась за ветку, оттого у неё такой встрёпанный вид. Но выяснять, так ли это, А-Цинь не стала, она вылила ведро в поле и пошла за следующим.

Когда А-Цинь принесла второе ведро, чёрная птица следила за ней с нескрываемым интересом, даже клюв раскрыла, точно собиралась прокаркать какой-то вопрос, но в последний момент передумала и со щелчком захлопнула клюв.

Когда А-Цинь вернулась с третьим ведром и проделала то же самое, что и с двумя предыдущими, чёрная птица не выдержала. Она кувыркнулась на ветке, превратилась в прежнего юношу, который теперь висел книзу головой, зацепившись за ветку согнутыми в коленях ногами.

– Что ты делаешь? – потрясённо спросил он.

– Ты что, слепой и не видишь, что я делаю? – отозвалась А-Цинь и отправилась за следующим ведром.

– Зачем лить чистую воду в эту грязную лужу? – уточнил вопрос юноша, когда А-Цинь вернулась.

– Это не лужа, а поле для чжилань, и не твоё дело, зачем я это делаю.

В другой раз он бы непременно оскорбился этими словами, но сейчас его терзало любопытство, потому он стерпел и продолжил допытываться:

– Что с тебя, убудет, если скажешь? Я же не секреты вашей горы выспрашиваю.

А-Цинь подумала: «Так умничал накануне,