Третий Лад - Родион Создателев Страница 83

— А мы чтось — не люди?

Батыршин произнёс эти слова с таки-и-и-им чувством, что Лукерья звонко расхохоталась.

— Ой, Митька, смешной ты. Сказывай: что за вести там?

— Царя давеча, — зашептал Батыршин, — удар прихватил. Должно скоро мы… без защитника нашей русской земли... станемся. Только цыц, девка! Молчок о таких событиях. Разумный да разумеет, кумекаешь?

— Занятный ты фрухт, Митрий Батыршин, — задумалась холопка. — Порою, что дворянин... языком мелешь.

— Я ить грамоту знаю, душенька, — похвастался смерд.

— Врёшь, пресноплюй.

— Богом клянусь, — осенил себя двумя перстами Батыршин.

— А где нахватался умения? — недоумевала крестьянка.

— Нянькой при барском сыне сидел... на учениях.

— Ох и жучка ты, Митрий, — покачала головой Лукерья, — мне тоже бы… не мешало б.

— А тебе к чему?

— Какая твоя забота, репей?

— Хошь... обучу тебя?

Холопка поджала сочные губы и стала с вниманием рассматривать русые вихри Батыршина, торчащие из-под шапки-четырёхклинки.

— Дело, Митрий. К послезавтрему… сможешь сюда подойтить, ась? Только утречком, до полудня. Про учение потолкуем.

— Челом расшибусь, Лушенька, — расцвёл маком Митька.

— Погоди-ка, а чего ты... про Царя молвил?

— Ударом свалился, должно — скоро помре, — зашептал Батыршин.

— Ой ли? Не свистишь ли ты, как обычно?

— Мне то сказывал, сам голова Дворцового приказа… боярин Глеб Куркин!

Вот с какими преважными человеками конопатый Митрий лясами точит, но его собеседница, кажется, думала сейчас о другом… Лукерья сызнова поигралась губками, вся такая насупилась, ой-ой-ой, пальцами потеребила зелёную ботву моркови.

— Не печалуйся, девонька. Возьми гостинец, это тебе.

Батыршин протянул холопке рябиновые бусы.

— Ах, Митька, не надо, — Лукерья отстранила ожерелье ладонью.

— Возьми, душенька. Ты погляди... прелесть какая.

— А эту прелесть, — ткнула она указательным пальцем себе на шею, — не зришь, слепец конопатый, ась? Это знашь чего? Дракони́т! Камень расчудесный, из волшебной водицы добытый охотниками. Один жирный купчишка на торгу тут... приметил таковское — рот до земли раззявил. Где, грит, сыскала сие украшение? Агромажных деньжищ стоит, от!

— А и вправду, кто тебе подарил… раконит сей?

— Сгинь, Варвара ты любопытная.

— Разумный завсегда разумеет, — задумался конопатый Митрий. — Кто окромя князей... такие дары в силах дееть?

— Не дуйся, вихрастый, — улыбнулась Лукерья, — к послезавтрему сюда подходи, про учение потолкуем. Ну, бывай, воробей.

Крестьянка по-приятельски подмигнула товарищу и поспешила к выходу с рынка.

— Одно украшение — славно, а два ожерелия — чудо! — крикнул на прощанье Батыршин.

“Какая она всё-таки… прелестница. Ладный стан, губки — вишенки спелые, глазища — омут они... с поволокою сладостной... черть бы меня побрал, а... За такую цыпочку и душу бы запродал лукавому, — тосковал Митька. — И нрав у неё добрый... весёлая девонька. Ругается, а совсем не обидно, языкатая ёра...”

Чаровница подошла к вороной кобыле, запряжённой в повозку, и погрузила в неё корзину. На пахучем сене уже разлёгся мужик и храпел. Рядом с ним сидела дебелая баба зрелого возраста.

— Больно долго ты бродишь, Лушка.

— У моркови — завсегда очередь, — зевнула красуня, прикрыв рот кулачком.

— Бусы... в овощном ряду прикупила? — усмехнулась баба.

— Какие такие бусы? — нахмурилась Лукерья.

— Эти самые... — дебелая тётушка извлекла из корзины украшение, унизанное рябиновыми камушками.

— Ой, тётка Анисья, — отобрала бусы молодушка, — да откель они... взялись тут? Сами что ль… в корзину запрыгнули?

— Ежели б сами забрались — тогда в придачу женишок бы… на шею запрыгнул, — усмехнулась баба и тоже стала укладывать дебелое тело на сено — почивать.

А Лукерья долго ещё стояла у рыдвана и всё перебирала пальцами рябиновые бусинки. Ныне голубка осталась без послеобеденного сна...

Митька Батыршин добрался до имения, когда солнце только стало клониться к закату. Дневная жара спала, в открытые окна хором полетел долгожданный ветерок. Батыршин, по-прежнему ряженый щёголем, встал у дверей уютной светёлки и начал держать речь перед хозяевами:

— С боярином Глебом Куркиным перемолвился, всё передал ему. Захворал, де, кормилец мой, Яков Данилович. Горло, вода студеная. Как и наказывала Марфа Михайловна.

— Добро, Митяй. Что в Детинце любопытного слышал... иль видел?

— Вести есть важные. Государя вчерась удар хватил. Валяется отец наш сичас на постелюшке — смертушка на пороге. Дай ты ему здоровия, святая Заступница.

Митрий хотел было перекреститься... да сразу раздумал чего-то. В этой угловой светёлке и иконы в углу не имелось. А супруги Лихие совсем ошалели от такой весточки. Видимо, шибко за кесаря растревожились.

— Кто говорил тебе... про Царя? — тихим голосом вопросил Яков Данилович.

— Куркин и рассказал. Грит: “И твой кормилец хворает и с нашим общим беда приключилась. Разволновался через новгородский мятеж... ну и гикнулся, мол, в припадке”.

— Новгородский мятеж?

— Он самый, хозяин.

— Ясно, Митрий, ступай...

— Погоди, Митька, — подала голос боярыня. — Гостинчик... передал кралюшке?

Батыршин улыбнулся и глубоко поклонился хозяйке.

— Вот теперь — ступай, — улыбнулась и Марфа Лихая.

Когда дверь захлопнулась, подклётная Царица встала из-за стола и подошла к окну.

— Опасная закрутилась история, милый мой. Ежели кесарь помрёт: Милосельские станут менять мето́ды по захвату Престола... И первым делом — тебя прибьют поскорее.

— Стрельцы нам защиту дают, — почесал русую бородку боярин. — Говорили они: ежели потребуется, и тебя в нашей слободе припрячем, и семью твою.

— Погоди про стрельцов, кречет, — задумалась Марфа Лихая. — Теперь фортуна благоволит братьям Калгановым. Ныне — на их стороне преимущество. Одно меня гложет, Яков Данилович. Желают ли они... со стрельцами сдружиться, как полагаешь?

— Полагаю, что ищут тропинку к стрельцам. У меня совсем мысль: Калгановы уже знают про милосельские пакости и вырабатывают свою методу по захвату Престола. А тут им, как не крутись, но без стрелецкой подмоги не обойтись.

— Отчего ты решил... что Калгановы прознали про козни лисиной стаи и седовласого луня?

— Есть у меня стольник на службе. Брехливый, как бабка. Тёзка мне будет — Яков Чулков. Знаю точно: за денежку на Калгановых трудится. Доносит Матвею, что и как... в хозяйстве моём происходит.

— Жеребец — истинный Государь у них, — покачала головой Марфа Михайловна. — Федор Иванович — вор бессовестный. Младший Ерёмка —