Третий Лад - Родион Создателев Страница 82

На выручку Митьке пришёл Силантий Козлов. В один день, он кое-чего поведал конопатому Митрию про хозяйку. Батыршин всё осознал... ибо сказано мудрыми: “да разумеет разумный…” Страдающий сердцем парень не стал фарисействовать лишнего, а сумел всеми хитростями, неправдами и прочими ухищрениями, скопить серебром цельных пять рублей и аще полтину сверху. Потом конопатый холоп прикупил у одного купчишки рябиновые бусы...

Боярыня покликала Митрия в угловую светёлку... Батыршин давно ждал подобного случая, рябиновые бусы лежали у него в кармане порт. Холоп похлопал ресницами и разумными голубыми глазами уставился на ореховый обруч на голове хозяйки, отодвинувший назад копну её рыжеватых локонов, волнами ниспадающих на позолоченный воротник брусничного сарафана.

— Отправляйся безотлагательно в Детинец, доберись там до главы Дворцового приказа Глеба Ростиславовича Куркина. Знаешь такого?

— А то ж, матушка.

— Передай ему весточку: хозяин, мол, захворал. Испил он студёной воды, жар приключился... Понял наказ?

— Сразумел, Марфа Михайловна.

— Исполняй тогда, живо. В Детинец доберись до полудня.

Батыршин помялся ногами, да и рухнул вдруг на коленки.

— Чего ещё?

— Матушка, Марфа Михайловна. Выслушай меня, заклинаю!

— Сказывай.

— Пошепчи ты над бусами приворот сердечный, для зазнобы моей, умоляю тебя!

— С чего ты решил, конопатая рожа, что я привороты умею делать? — усмехнулась боярыня.

Марфа Лихая тоже всё разумела, но ей было любопытно: как холоп вывернется при ответе на сей вопрос.

— Догадался, матушка. Фёдор Яковлевич чревом маялся как-то. Ты закрылась с сыночком в подклёте... и поправился наш соколик. Понял я: не иначе барыня шептать умеет.

— Так это давно было дело, — едва не смеялась боярыня.

— А разум — всё помнит! — поднял указательный палец смерд.

— Ох и черть ты лукавый, — рассмеялась всё же хозяйка.

Митрий также расплылся в осторожной лыбе — дело двигалось по нужному шляху.

— Ты в кого это втрескался, змей конопатый?

— Есть одна краля прелестная.

— Наша?

— Не, она — холопка князей Милосельских.

— Которого точно? — насторожилась Марфа Лихая.

— У них поместья рядом стоят, матушка, — проявил недюжинную осведомлённость Батыршин, — считай, обчее всё: земля, кони, холопы.

— Где снюхался с ней?

— О прошлом годе на игрище, у речки Седуни гуляли.

— Хороша собой?

— Первая на всей земле раскрасавица.

Марфа Лихая усмехнулась, отошла к окну, покумекала немного, а затем обернулась к холопу, по-прежнему попирающему пол коленками.

— Звать как раскрасавицу?

— Лукерья Парамоновна Звонкая. То не прозвище. Фамилие у неё такое... чудное.

— Лукерья Звонкая...

Холопу почудилось, что глаза хозяйки вспыхнули на краткий миг зеленоватым огоньком. “Ей Богу, ворожея она”, — подумалось Митрию и разом захотелось перекреститься, но он вспомнил совет Силантия — при хозяйке знамением лучше не баловать.

— Добро, подсоблю тебе. Гостинчик тот захватил?

— Разумеется, Марфа Михайловна!

Митрий достал из кармана рябиновые бусы, засеменил коленями к окну и протянул ожерелье — барыня прибрала украшение.

— По гроб жизни буду обязан, матушка наша. Самый преданный пёс я ваш с Яков Данилычем — верь!

— Ступай коня собирать в дорогу, кобель. Да приоденься гоголем, с придворным боярином будешь речь держать, а не с девками миловаться на игрище.

Митька не стал вставать с колен, а уставился голубыми очами на рябиновые бусы в руках хозяйки.

— Перед отъездом зайди — заберёшь подарочек.

Конопатый холоп расцвёл личиком, как бутон мака в конце травня, вскочил с колен и вылетел из светёлки. Марфа Михайловна стала проворно перебирать рябиновые камни длинными и ловкими пальцами. Орлица-боярыня снова заводомётила зеленоватыми искрами из глаз... вышла из помещения и спустилась в подклёт.

Митрий Батыршин сильно терзался душой по дороге. Его хозяйка настрого повелела прибыть в Детинец до полудня, но Лукерья Звонкая, как правило, ходила по Грачёву рынку утром. Конопатый смерд решился на дерзость: попервой — любовь, потом — в Детинец. Когда Митрий Батыршин увидел перед собой белые стены царёва Дворца, то осознал приключение: размечтался о прелестях зазнобушки и невольно направил коня... к Красивой площади. Потом он припомнил строгие зелёные очи хозяйки, осенил себя знамением на разноцветные купола Собора и подумал: “А невольно ли я перепутал дорогу?”

Душа и разум Первопрестольного Града, его двуединая ипостась — Красивая площадь. Именно тут располагался Лобовой круг, где казнили государевых преступников. На Красивой площади испокон веков имелся торг, где вели дела пребойкие на язык купчишки. Царский Детинец стоял рядом, потому здесь завсегда несли службу многочисленные пикеты государевых стражников и ярыжек. Детинец окружал неглубокий ров. А ближе к белым стенам Дворца сверкали червлёные кафтаны стрелецких солдат стремянных полков. Белокафтанные рынды при рысьих шапках (даже в летнюю пору) — внутренняя стража, красные кафтаны — стражи наружные.

Конопатая рожа Батыршина давно примелькалась во Дворце, он не один год скакал с хозяином в сопровождении. Дюжий стрелецкий солдат признал холопа царёва кравчего и громко гаркнул указание: раскрыть небольшие врата, врезанные внутрь огромных дубовых ворот Детинца.

Справив дело, ухарь птицей полетел на Грачёв рынок. Митрий без пощады давал гнедому жеребцу шпор. Поначалу он закручинился духом: дело шло к послеобеденному сну, вскорости торг опустеет, чтобы потом снова ожить. Лукерья наверняка уже умотала на рыдване в княжеские владения, к Смоленскому тракту. Однако, когда Батыршин вязал гнедого к коновязной балке, то он вдруг припомнил лик хозяйки и дух его мигом воскрес. Торг сворачивался: народ разбредался на послеобеденный сон. В овощном ряду, к невероятному восторгу, Батыршин увидел кого искал: возле огурчиков тёрлась Лукерья Звонкая, одетая в золотисто-ореховый сарафан и белую косынку. С ней любезничал чернобородый торгаш — дело привычное, такая ладная бабочка кружила голову многим мужам: оженатым, холостым, купцам, смердам... Десницей крестьянка держала небольшую корзину, где лежал пук моркови, сверкающий рудожёлтыми плодами и зелёной ботвой. Батыршин дождался, когда зазноба отошьёт настырного купчишку и нагнал её в конце овощного ряда.

— Здравствуй, красавица! Угостишь морковочкой?

Часть 3. Глава 6. Рябиновые бусы

— Уф, Митька! Опять напужал, огуря́ла!

— Так и знал, что встречу тебя, сердцем чуял!

— Ты чего таким селезнем вырядился, — улыбнулась Лукерья, — на свадьбе гуляешь, ухарь?

— Мой хозяин — боярин придворный. В Детинце был… по делам.

— Гляди — преважная птица, — рассмеялась крестьянка, глядя на самодовольный лик сего петушка.

— Есть вести любопытные...

— Пора мне, Митрий.

— Погоди, Лушенька.