Третий Лад - Родион Создателев Страница 81

Великий Князь сплюнул под кресло и зашагал прочь с места казни. Местные дворяне, исказив лбы, наблюдали за отвратительной сценой полного отсечения головы. И почти каждый из них тревожился за свою головушку. Восстание подавили, но опричные розыски — ещё впереди. Новгородцы — соседи, множество личных дел вместе правили...

А волосте́ль местечка Торжок и вовсе опустил глаза вниз. Он стоял и думал: как ему быть с красной дорожкой? Длиннобородый негораздок даже не сообразил оттащить тело казнённого князя в сторону, и теперь мятежная кровь с щедростью оросила его имущество.

Опричник кончил трудиться и задрал отсечённую голову Бельцева ввысь, удерживая её левой пятернёй за густые русые кудри. На красную дорожку сочились красные нити крови, а красная девица Ясина Бельцева катила сейчас на колымаге в обозе новгородского боярина Дмитрия Пламенева в сторону багряной закатами Пермской земли и даже во снах не предполагала, что скоро ей предстоит занять место родителя...

Кому башни резать-рубить, а кому в гости ходить...

Вот и новый новгородский мятеж созрел.

Северная земля — особенная. Даже жара тут своенравная: душная, воздух спёртый, будто накинул тебе палач на голову мешок из рогожи; пот сочится ручейками и особенно противно затекает за ворот рубахи и обволакивает липкой жижицей кожу хребта...

Отряд калгановских холопов, возглавляемый ряженым невесть в кого подьячим Посольского приказа Крамским, остановился на привал у заброшенного скита. Путники миновали тверскую землю и забрались в Новгородчину. Одиннадцать лошадей стояли привязанными к коновязи и хлебали студёную воду из длинного корыта. Животные утоляли жажду, весело размахивали хвостами, гоня прочь жужжащих гадов. Десяток холопов, как тараканы забились в обитель, спасаясь от палящего солнца. Феофан Крамской сидел на земле в тенёчке, прислонившись хребтом к колодцу с ручкой-воротом. Духота-а. Он снял с взмокшей головы шапку-четырёхклинку и нахлобучил на тёмно-русые волосы летний кафтан. В левой руке посольский подьячий цепко держал котомку, а в правой — кувшин-крынку с узким горлом, наполненный студёной водой из живого колодца.

Феофан Крамской сделал глоточек — до-обренько. Водица потекла по глотке, освежая измождённое жарой тело. “Знойная северная земля — парадосос… — размышлял подьячий. — Котомка треклятая, зело спину гнёт. Золотишка там — не иначе тыщ пять. Подарочек драгоценный”.

Из скита выбрался дюжий холоп Митрофан Басов, он доковылял до колодца. Подьячий мутным взором уставился на верзилу.

— Феофан Савельевич, мы с ребятами к озеру смотаемся? Жарюка стоит, мочи нет.

— Негоже бы нам разбиваться.

— Мы в пополам сгоняли бы, попервой — однись, опосля — другие. Христом просим, жарюка...

— Добро, шут с вами. Скачите — только не рассусоливайте. К вечеру далее тронемся, до полуночи будем двигаться, может и более. Ночки тут светлые. Как искупаетесь — сразу дрыхнуть. И сразу дозорных наметь.

— Благодарность прими, Феофан Савельевич!

Митрофан убежал в скит и резво вышел обратно, а следом за ним из обители выбрались ещё четверо холопов. Смерды отвязали коней и запылили по тракту в обратную сторону.

“Как возвернутся — с другой пятёркой тоже сгоняю охолонуться”, — порешил утомлённый зноем подьячий.

Дудки тебе, брат Феофаний, а не купание в озерце…

Из-за кустов шиповника, что раскинулся густыми кронами с краю холма, выскочил отряд новгородского ополчения и резво подобрался к колодцу. Мужиков будет — более дюжины. Половина с дубинами, пятеро с вострыми саблями, троица с кинжалами, а долговязый крестьянин с рыжими вьюнами-кудрями: при востром варяжском топоре с изогнутой рукоятью. Четверть мятежников — босоногие. Остальные — в лаптях и с онучами, повязанными тонкими верёвками за лы́сты. Рыжий демон — за главного. Он единственный из бунтарей был при добротных кожаных сапогах. Вожак дал указание, и товарищи вывели из скита трёх холопов.

Подьячий снял с головы летний кафтан и швырнул его на землю — вот и вляпались в приключение.

— Ещё двое там, выходь, суки! — заорал старшой.

Из обители вышли остальные горе-путешественники.

— Живо в кружок, — махнул варяжским топором рыжий бесёнок. — И ты, рак опоглазый, брысь от колодезя.

Феофан прихватил котомку в десницу и присоединился к пятёрке холопов. Крамской обратился взором к колодцу и опечалился: забыл прихватить крынку с водой, баляба. Из скита вышли два новгородца, они несли в руках пять перевязей. Сабли и кинжалы калгановских холопов также оказались в плену. А подьячий по имени Феофан оружия не имел. Он в совершенстве говорил по латыни, сносно владел греческим, а вот саблей и кинжалом махать не умел.

И желания у него не имелось. Аминь.

Один из холопов стрельнул глазами по лугу, что вёл к лесочку.

— Не дури, паря, — погрозился глазастый вожак. — Не то Ерофейка огорошит тебя дубиною по башке — ноги в землю врастут.

Из толпы мятежников вышел вперёд здоровенный детина с густой копной светло-жёлтых волос. В его деснице находилась грозное оружие, и верзила сотряс ею спёртый воздух.

— Дубина ореховая — огромная силушка, — заокал бугай.

— А ты, дядя, сымай с плеч суму, — обратился рыжеволосый вожак к Феофану Крамскому.

Мешок выглядел довольно объёмным, старшой бунтовщик начал подозревать, что в нём залегли не только пожитки. Подьячий сглотнул слюну, но котомку не отдал.

— Показать тебе, засланец крысиный, как я сможну топором этим рассечь твою рожу в половину, ось? — вожак новгородцев задрал ввысь кривую рукоять варяжского топора.

Здоровенный детина с жёлтыми волосами также задрал к небесам своё грозное оружие.

— А мож орехом тебя поучить, рак опоглазый?

Бугай окал преубедительно. Подьячий Крамской швырнул к ногам старшого мятежника котомку-мешок.

— Ведите меня немедля к старосте, — спокойным голосом молвил Феофан Савельевич, — мы с миром явились на новгородскую землю. У меня послание важное.

Что-то имелось в гласе подьячего: бархатистый, завораживающий, даже в лихих обстоятельствах отливающий неким спокойствием. Сего человечка хорошо бы в союзниках иметь, дела поручать наиважнейшие ему бы. И жену и дочь такому доверить можно.

— Ещё потолочем... — обещался рыжеволосый. — Всё скажешь нам, нюхач опоглазенький.

Вожак натянул суму на плечи и махнул рукой. Мятежники плотным кольцом окружили пленников и погнали их по пыльной дороге вперёд — в сторону Великого Новгорода.

Топ-топ-топ-топ-топ...

Холоп Митрий Батыршин давно желал прояснить у хозяина один постыдный вопрос. Отчего боярыня завсегда по хоромам ходит собою простоволосая? Не по правилам разумного бытия ведь такое, предерзко и не по старине... Шапки своевольная Марфа Михайловна надевала на голову, когда садилась в колымагу, выбираясь за просторы имения. Ну и зимой, разумеется, ранней весной и