Третий Лад - Родион Создателев Страница 80

— Лекаря, живо лекаря кличьте! В Немецкую Слободу! Того самого, немца, вострого носом!

Малиновые молодцы резво выскочили из Палаты в коридор через раскрытые двери. Постельничий подобрался ближе к Власти и припал на колени. Старик Поклонский приметил, как изо рта самодержца вытекает мутноватая пенка. Царёва нянька жалостливо всхлипнул и начал вдруг тихонечко подвывать слабеньким голосом, будто старый и никудышный волк, которого отвергла злая и моложавая стая...

А ведь убиенный князь Владимир Бельцев упреждал Государя...

Прошлый новгородский мятеж резво прижали, без проволочек... К концу серпня царские войска успели и разгромить мятежников у берега Елименского озера, и словить мятежного князя-вора.

В начале вересня Владимира Бельцева доставили на двор хором волосте́ля местечка Торжок, здесь находилась ставка Царя. Опричники крестом расстелили на земле две красные дорожки, а в конце одной они поставили самое большое кресло, какое сумели сыскать в хоромах. На дворе творилась муравьиная возня, кто только не мельтешил тут: опричники, государевы стражники, стрельцы в разноцветных кафтанах, псковские и тверские дворяне, дворовая челядь; Юрий Милосельский, князь опричный, куда ж без него...

Два дюжих стрельца в червлёных кафтанах приволокли под ручки побитого в кровь князя Бельцева. На самопроизвольном Троне восседал молодой ещё и здоровый самодержец. Он с удовлетворением приметил, что заместо правого глаза у главного мятежника — кровавое месиво. Стремянные стрельцы отпустили руки пленника.

— На колени, — велел Государь.

Бельцев не спешил исполнять волю помазанника...

— На колени, — повысил голос кесарь, — сам...

Новгородский князь громко вобрал в себя слюни и дерзко харкнул красной жижицей куда-то между ногами и самопроизвольным Троном...

Премерзкая харко́тина. Захлебнёшься же ты ей, изменник.

Великий Князь махнул десницей. Стрельцы кулаками жахнули по плечам пленника и тот осел коленями наземь.

Князь Милосельский успел нашептать в ухо опричнику с длинной чёрной бородой неких слов и тот рванул к пленнику: вытянул из ножен кинжал, прислонил клинок к шее Владимира Бельцева.

— Не дури, полосну, — упредил опричник.

Государь отмахнул рукой и длиннобородый отошёл за спины двоих стрельцов, но кинжал в ножны не спрятал.

— Набунтовался? — полюбопытствовал Царь.

— Хоть и самую малость времечка... а пожил вольным мужем, — с охоткой ответил пленник.

Не будь сей обстановки, не сиди Государь на кресле, и не стой князь Бельцев на коленях, с окровавленным лицом и расплющенным глазом, могло бы показаться, что два добрых приятеля беседуют.

— Как ты решился на подобное, олух? — сдвинул брови кесарь.

— Должок за твоим родителем-бесом имелся. А Великий Новгород — долги отдавать привыкший.

— Ты, княже Владимир, видимо, старое поминать привыкший. Вот твой глазюка преподлый... и вон выскочил.

В толпе раздались смешки, пленник безмолвствовал... Опричник с длинной бородой вонзил кинжал в ножны: шутейная история зачалась, дело мирным исходом запахло. А по правде то: топоры точить надобно, котлы водой заливать, дровишек подносить. Прижучили мятеж, а значит пришла пора пустить кровь изменникам. Точить колы вострые, живьём бесноватых в ямах закапывать, кипяточком кожу отделывать.

— Я за родителя не ответчик, — продолжил разговор Государь. — Он суровый был Господин — правда то. Только до моей личности какие у тебя вопросы имелись, князь окаянный Бельцев? С чего же ты подленько столь, по-змеиному... бунт за́чал?

— Я тебе молвил уже...

— Второй глаз потерять хошь? — вскипел Государь, — иль живот?

— Испужа-а-ал, — усмехнулся мятежник. — А Великий Новгород — ещё станет тебе косточкой в глотке...

— Пасть прикрой... падальщик ты брыдливый! Шибко чадит оттуда вонючей вольностью!

— То — новгородский дух, истинный. Нюхай крепше его.

— Пасть прикрой, сказано! Говорить будешь — когда я прикажу.

— Ты мне — не Государь, слова твои — яд для моих ушей.

— Ухи твои... подрезать пора бы.

Один из стрельцов подошёл к пленнику и крутанул ему мочку уха железными пальцами. Бельцев сжал зубы, но молчал. Длиннобородый опричник спесиво поджал толстые сладострастные губы — рановато он воротил кинжал в ножны. Царь вскинул десницу, стрелец отошёл назад.

Ну как, в котле его вскипятить? Живьём в землю бросить, а может в костре спалить, как бесноватого еретика?

Государь начал подводить черту изменнику:

— Согласишься в грехах каяться — лёгкую смерть примешь. Иначе — проклянёшь день, когда на свет выполз. По лоскуточку тебя разберём, мятежная твоя душёнка. Отвечай, вор.

— Вор у тебя дочь в жёны взял.

Государь махнул десницей — стрельцы подскочили к пленнику и рывком подняли его с земли.

— Ворожея мне одна на тебя гадала, — осклабился в хищной лыбе князь Бельцев. — Зело приятно мне было слушать такое!

Стремянные стрельцы потащили мятежника прочь, но Царь резво вскинул десницу и пальцем указал — садите обратно. Бельцев снова осел на колени с подмогой могучих кулаков.

— Собака тебе гадала.

— Сгинешь ты, неприкаянный: через Великий Новгород! Издохнешь через моё Отечество, изверга сын!

Государь в великом гневе поднялся с самопроизвольного кресла. Он испепелял измазанный кровью и чёрной землёй лик злодея и отдал сейчас душу страстям...

— Отошлите его… в адово пекло, — гремел Царь, — немедля! Чтобы не смол более... ересь он изрыгать, змей вредный.

Государь рассёк рукой воздух. Башку саблей отсечь! Эх, жалость. Из всех казней — самая лёгкая. Не доведёт до добра твоя доброта Добрыня-Царь, вот увидишь, Великий Князь.

— Мартынка! — гаркнул князь Милосельский.

Стрельцы попятились назад — не их почётное право. Вперёд вышел длиннобородый опричник и вытянул из ножен саблю.

— Руки бы ему повязать за хребтом, — покосился кат на стрельцов, — не тось — забрыкует.

— Руби, паскуда ты длиннохвостая! — захрипел Владимир Бельцев и сам заложил руки за спину, а потом наклонил голову ниже.

Опричник рукоятью осенил свою личность знамением, сделал шаг вперёд, замахнулся и с потягом рубанул саблей по шее. Раздался хруст, но кат не справился с задачей: брызнула кровушка, тело упало на землю, но пропащая голова отсеклась только наполовину...

— Сняголов кривожопый! — завопил Милосельский. — Браги успел налакаться, котяра лядащая, ась?

“Вместе лакали, князь Юрий Василич...” — огрызнулся про себя кат, а потом со смущением посмотрел на червлёные кафтаны.

— Оказия вышла, подсобите, браты.

— Как подсобить, сиволап? — вздохнул один из стрельцов.

— За волосья его башки возьмись крепше, а ты — плечи хватай, — нашёлся палач, а потом он отбросил окровавленную саблю и вытянул