Капля Испорченности - Роберт Джексон Беннетт Страница 13

Ана долго сидела неподвижно, сжимая в руке уже остывшую чашку чая. Затем она начала раскачиваться взад-вперед: характерный тик, который говорил, что она напряженно думает.

— Я неохотно признаю, — наконец заявила она, — что это убийство более многообещающее, чем предыдущие два, с которыми мы имели дело.

— Значит, вы действительно думаете, что это было убийство здесь, в Ярроу, мэм?

— О, конечно, — сказала она, перевернулась и легла на спину. — Это определенно убийство. У нашего дорогого расчлененного Суджедо не было сердечного приступа, он не упал в волны, чтобы бы быть съеденным бродячими черепахами. Я думаю, что он был убит, и я думаю, что способ, которым это было сделано, говорит нам о многом.

Ана залпом допила чай, затем отставила чашку в сторону и подняла руки, растопырив пальцы, как трубадур, собирающийся начать рассказывать балладу.

— Представь себе это! Представь Суджедо, сидящего на барже, плывущей вверх по реке. Стрела, выпущенная из кустов, была бы быстрой, ужасной и — по-видимому! — обычной для этого места. Или, когда он сошел с баржи и направился в город, кто-нибудь мог наткнуться на него и всадить лезвие ему между ребер, пока никто не видел. Это тоже было бы легко. Или — как, я думаю, тебе хорошо известно — можно подать мужчине ломтик сушеной рыбы, приправленный ядом, который невозможно распознать из-за сильного запаха старого жареного мяса…

Я пристально посмотрел на нее.

— Я понял, — сказал я. — В таком месте, как это, было бы легко доставить смерть, так?

— Конечно. Если бы целью всего этого было убийство человека, были более простые способы добиться этого! Методы, которые гарантировали бы его смерть и в то же время обеспечивали безопасность убийце. Итак, почему он выбрал именно этот? — Она потерла руки, как будто собиралась приняться за еду. — Я чувствую себя как разочарованная девушка в свою первую ночь в супружеской постели — чем больше я тяну то, что нахожу, тем больше мне это нравится! Тогда давай начнем.

ЗАТЕМ АНА ЗАДАЛА мне множество вопросов. Какого цвета была кожа останков? Какой длины и обхвата были пальцы на отрубленной руке? Насколько большим было плечо? А челюсть? Поскольку я запомнил все, что видел в оссуарии, я смог показать ей точный размер всего, чему я был свидетелем, жестикулируя руками, когда она позволила своему желтому глазу взглянуть на меня из-под повязки.

Она перешла к моей поездке в Старый город. Кто-нибудь отмечал что-нибудь необычное в походке Суджедо или какие-либо другие физические проявления? Какого цвета плесень росла в пустой комнате рядом с комнатой Суджедо? И какие здания были вокруг башни, из которой он исчез?

Я постарался ответить на эти вопросы как можно лучше. Когда я закончил, Ана просто сидела, потягивая чай и размышляя, а ее длинный белый палец все еще блуждал по фретвайному полу.

— Итак… — сказала она. — С плеча был удален участок кожи. Намеренно.

— Думаю, да, мэм. Он был очень круглой формы.

— Но апоты не могут сказать нам, что это было.

— Да, мэм. Они, похоже, не нашли в этом ничего необычного.

— Интересно… И они нашли мочу и кровь Суджедо, но ничего, что указывало бы на злоумышленника?

— Да, мэм.

— И все же ты говоришь, что от одежды мужчины исходил цитрусовый запах?

— Да. Сигнум Мало предположила, что это было сделано для сокрытия факт…

— Тихо, — рявкнула она. — Я думаю! Хм. Ты говоришь, Суджедо стучал себя по ноге, когда шел по своим делам… И он спросил охранника о свадьбе этого человека? Несмотря на то, что он аксиом?

— Да. Я подумал, что это очень странно.

— Поскольку аксиомы обычно так же умеют общаться, как гребаный мокрый кирпич, да, — сказала она. — Это чертовски странно.

Я поджал губы, поскольку у самой Аны часто отсутствовали представления о правилах общения, но воздержался от комментариев.

— Я понятия не имею, что делать с этим постукиванием, — продолжила Ана. — Если только у этого человека не было какого-то недуга. Но последний вопрос, Дин, который поможет мне воссоздать картину в моем воображении… Портье сказал, что за всеми комнатами на наклонной стороне башни трудно ухаживать. Да?

— И, мэм?

— Тогда, — тихо сказала она, — означает ли это, что под той, которую ты видел, тоже есть свободная комната?

— Э-э… вполне вероятно, мэм. Но, признаюсь, я не просил ее показать.

— Неважно, — пробормотала она. — Мало сказала тебе, что она и другие стражи обыскали все комнаты и ничего не нашли. Это может подождать. Теперь. Ты не смог поговорить с остальной делегацией Казначейства, верно?

— Верно, мэм. Они были заняты с королем Ярроу, как сказала мне сигнум Мало.

— Значит, ты ничего не знаешь об истории покойного и его личной жизни.

— Только то, что уже знало Казначейство.

— И нет никакой информации, — спросила она, — указывающей на то, что Суджедо встречался с кем-либо из своих коллег во время своего короткого пребывания в Ярроудейле?

— Да, мэм. Он был болен и не имел с ними дела до следующего дня.

— Но разве это не очень странно? — тихо спросила она. — Его коллеги жили прямо по соседству. Даже если он был болен, у них, похоже, было достаточно времени, чтобы поговорить с ним, или у него с ними…

— Не знаю, мэм. Некоторые беспокоились, что у него была инфекция.

Ана сидела очень тихо, пряди ее алебастровых волос трепетали, когда по комнате пробегал сквозняк.

— Значит, нам придется побеседовать с его коллегами, и как можно скорее. Хотя, по-видимому, опрос делегации может оказаться непростым делом.

— Да. Это дело с королем Ярроу…

В одно мгновение она сбросила с себя маску мечтательной задумчивости, и на ее лице появилось выражение ядовитой снисходительности.

— Дело! — усмехнулась она и сорвала повязку с глаз. — Дело, да! Но дело давно закончено! Эта кастрюля с дерьмовым супом кипит уже много лет… Что ты знаешь обо всей этой гребаной чепухе, Дин?

Я заколебался, не уверенный, что она хотела от меня услышать.

— Я знаю, что Ярроу — государство, облагаемое данью, мэм, которым Империя и управляет, и не совсем управляет.

— И?

— И… это ставит нас в затруднительное положение, поскольку здесь производятся самые ценные реагенты во всей Империи.

— Совершенно верно! Выжимаются из мертвых левиафанов в заливе, как сок из яблокодыни, а затем перерабатывается в бесчисленных заводах апотов на побережье. Очень хитрое, очень ужасное, очень смертоносное дело. — Она склонила голову набок. — Ах! Я хотела спросить… я полагаю, ты видел его, Дин?

— Видел что?

— Саван, конечно! Ты видел его?

— Да,