Громов: Хозяин теней 5 - Екатерина Насута Страница 40

— Или хотя бы в одно время, — Мишка поднялся. — И думаю, я знаю, с чего начать.

Умный, да?

Хотя… хоть кто-то знает, с чего начать…

[1] Данные реальные. Благодаря изменениям экономической политики в 1890—1910-е гг. казённые расходы на здравоохранение выросли: с 44 млн руб. в 1901 г. до 145,1 млн. в 1913 г. То же самое с субсидиями земствам, если в 1907 г. выделено было 2,4 млн руб., то в 1913 г. — уже 40,8 млн. Начиная с 1911 г. правительство начинает финансировать санитарные мероприятия земств: устройство сооружений водоснабжения, постройку заразных бараков и дезинфекционных камер и т.д. Принимаются новые законы, которые должны были бы улучшить положение рабочих, что в перспективе обещало как-то снизить социальную напряжённость. Т. е. информация о бездействии правительства и наплевательском отношении к рабочим не совсем верна. Изменения в обществе шли и весьма серьёзные.

Глава 15

Глава 15

Вне дома ученики обязаны быть всегда в одежде установленной формы, и положенные для них полукафтаны должны быть застёгнуты на все пуговицы. Ношение длинных волос, усов и бороды, а равно излишних украшений, как, например, колец, перстней и пр., а также тросточек, хлыстов, палок — воспрещается.

Уложение о гимназиях и прогимназиях [1]

Арифметика.

Ненавижу арифметику.

В лавке было 4 цыбика[2] чаю по 93 фунта в каждом, ценою по 4 рублей за фунт и 3 цыбика чаю по 84 фунта с двухрублевым чаем. Лавочник смешал весь чай и продал всю смесь по 3 ₽ фунт. Сколько он получил убытка?[3]

Я чувствую себя тупым.

Заговоры?

Революция? Разбойники и тайная полиция? Всё это подождёт, пока я не решу положенную дюжину задач. И чтобы не возникло мысли отлынивать, Светочка устроилась напротив. Сидит, щеку подпёрла, смотрит на меня с сочувствием, которое изрядно бесит.

Да умею я задачи решать!

А что эта вот… просто тут пока допрёшь, чего спрашивают, мозг в узел завернётся. Кто такие эти цыбики? И на кой вообще чай смешивать? Это ж идиотом быть надо…

— Савушка, — следует взмах длиннющих ресниц. — Я могу объяснить, если что-то непонятно.

Не понятно, на кой я вообще с этой хренью маюсь.

И бесит.

Но я качаю головой. Успокоиться бы надо. Это не я. Это тело шалит. Подростковый период начался? Вполне возможно. Отсюда и это желание высказать Светочке, где я её видал вместе с арифметикой, и сбежать, громко хлопнув дверью.

Или просто учинить что-то такое, чтоб отцепились.

У нас же дел полно. А они… арифметика.

Так, Громов. Вдох. Выдох. И успокаиваемся. Тьма внутри зашевелилась. Она, между прочим, согласна, что цыбики — это совсем не то, что нам нужно. Правда, почему-то не предлагает Светочку сожрать, что уже хлеб.

— Да нет, — я вымучиваю улыбку. — Сейчас.

Стыдно.

Взрослый мужик, а с задачкой бодаюсь. Метелька, пристроившийся рядом, пыхтит, грызёт охвостье химического карандаша и косится на меня, этак, с надеждой.

— Сначала посчитаем, сколько бы он выручил за каждый чай в отдельности, — я снова делаю медленный выдох и, кажется, отпускает. — А потом уже смешиваем количество и множим на стоимость смешанного.

— Умница! — Светочка прямо расцветает, а волна исходящего от неё тепла, летнего, мягкого, окутывает, снимая остатки раздражения.

Всё-таки она чудо.

И плевать, что наивное, напрочь бестолковое и вообще свалилось тут на голову, но… может, чудесам такими и положено быть.

— Я говорила Танечке, что просто надо немного позаниматься и всё получится. А теперь запишите решение и перейдём к чистописанию.

Так, если что-то я ненавижу больше местной арифметики, так это треклятое чистописание. Тут ручек нет! Нормальных, мать вашу, шариковых ручек! А есть вечные перья, которые палочки с тонким стальным наконечником. И его надобно в чернильницу макать.

А потом писать.

Причём не лишь бы как, но красиво.

— Поработаем немного над грамматикой… — Светочка поёт, что легендарная птица-гамаюн, а я стискиваю зубы, чтобы не заорать от бессилия.

Чернила с палочки скатываются, норовя расползтись по рыхловатой бумаге кляксами. И буквы получаются кривыми, потому что это перо то пишет и жирно, то не пишет. Я уже и так наклонял, и этак. А оно вот… с грамматикой тоже.

Я и дома-то не был грамотеем. Сперва всем было плевать, как я там пишу и запятые расставляю, а после уже, как стал превращаться в достойного члена общества, то обзавёлся секретарём, которая и возилась, что со словами, что с запятыми, что с прочею ерундой. Вот только тут, стоило заикнуться, что оно мне вообще не упало, Татьяна даже растерялась сперва. А потом сказала:

— Тебе придётся писать письма самому. Например, к супруге вот. Мне, если вдруг мы когда-нибудь расстанемся… друзьям, знакомым. Партнёрам, опять же. Далеко не все можно продиктовать.

Ну да, а кривобокая писанина, которая как курица лапой, это… в общем, не по местным понятиям. Нет, я понимаю, что надо. Только от понимания легче не становится.

— К тому же в гимназии придётся писать довольно много. А порой и быстро. Поэтому, если не хочешь, чтобы тебя оставляли после занятий, нужно тренироваться.

Гимназия.

Ещё один мрачный призрак моего светлого будущего, который маячит где-то там, вдалеке. Хотя не так уж и вдалеке. Это я привык просто, что учёба начинается с первого сентября, а тут вот иначе. Тут с первого августа, чтоб её…

Садизм какой-то.

А поскольку начинались каникулы с первого июля, то садизм вдвойне.[4] Это нам ещё повезло, что нас зачислили в конце прошлого года и, как говориться, «на будущий». Мол, аккурат за лето поздоровеем, сил наберемся.

И подтянем знания, которые во время экзамена сочли, мягко говоря, неудовлетворительными. Нет, с математикой я худо-бедно справился, всё же и вычитать, и складывать, не говоря уже о таблице умножения, я могу. Но остальное категорически неудовлетворительно.

Вот и тянем, чтоб стало, если не хорошо, то всяко удовлетворительно.

Я мрачно поднял перо, глядя, как стекает с него чернильная капля. И бухается в чернильницу же. Пара клякс уже сидели на листе, и стоило признать, что проблема есть.

Большая такая проблема.

Огромная даже.

Но…

— Вот, — Светлана убрала учебник с арифметикой, чтобы вытащить другой. И раскрыв на закладке, подвинула к нам с Метелькою. — Перепишите этот текст. И постарайтесь аккуратно. Я в вас верю.

А сама поднялась.

Я подавил тягостный вздох. Метелька не подавил. Ещё и сгорбился, голову в плечи втягивая, явно гранитом науки придавленный.

— Сав… — тихо