Громов: Хозяин теней 5 - Екатерина Насута Страница 41

— Уже нет.

— Пока нет, — поправил Метелька. — А после будешь. Барам положено, чтоб грамотные. А мне оно на кой?

По его тетради раскинулось целое созвездие клякс. И главное, вроде всё лишнее в чернильницу стекло, но стоило кончику пера коснуться бумаги, как на ней появилась жирная лиловая точка.

— Ты мне кто? Соратник и сподвижник, — я поспешно ткнул в точку куском промокашки. — Так что давай… сподвигивай. И вообще, Метелька. Мы с тобой от террористов отбивались. С тварью сражались. На мёрзлых болотах выживали. Трупы вон прятали…

С пера Метельки сорвалась жирная капля, закрыв собой половину свежевыведенного слова.

— Так то труппы, а то — грамматика, — резонно произнёс он. — Я бы, честно, лучше трупы…

И вот это уже ненормально.

— Я бы тоже, — признаюсь ему, пытаясь половчее ухватиться за скользкую деревяшку.

Ладно… что там в упражнении… ясно солнышко… солнышко в окошко светит, намекая, что свободных дней осталось не так и много. И что использовать бы их с умом.

— Не хочу я в гимназию, — ворчит Метелька, старательно выводя слова. Он и язык вон высунул от старания, и голову склонил, а буквы всё одно получались кривоватыми. Одна больше, другая меньше. То вверх над строкой поднимаются, то вниз.

— И я не хочу.

Три дня как вернулись, а ощущение такое, будто и не было этой поездки.

И ничего-то, что в ней произошло, тоже не было.

Мишка тогда сказал, что ему надо кое-что проверить, убедиться, что человек, который нам поможет, в принципе жив, а потому пока не стоит спешить и вмешивать в наши дела жандармерию. Небось, если тела там год лежали, то пусть ещё пару тройку дней полежат. Они поймут.

На том и всё и встало.

Нет, я понимаю, что время такое вот.

Неспешное.

Но всё равно… или это тело? Тело торопится. Требует вытряхнуть из Мишки информацию, полететь, узнать, выявить… что? И как? А рука медленно движется, выводя букву за буквой.

Я себя контролирую.

Ну, хотелось бы так думать. И тоже вот, писать пишу, а в голове мысли скачут зайцами, финты выдают, один другого диковинней. Что можно пробраться тайком в университет, где папенька учился. В архивы или где там хранятся данные?

И выяснить всё.

И тут же головой, взрослой уже, понимаешь, что проникнуть будет не так и просто, что университет наверняка защищён, да и отыскать в настоящих бумажных архивах нужную информацию куда сложнее. Тут нет графы поиска и фильтры не поставишь.

И что терпение — это добродетель. Правда, какая-то не очень моя.

— Нет, — Метелька зашипел, когда плюхнулась очередная капля. — Я так-то… понимаю, ну, что надо учиться. Просто вот… в гимназии ж. Там… сложно… а я криворукий.

— Как и я.

— Ну да… а мы ж сразу во второй класс…[5]

За это надо сестрицу благодарить. И ту добродетельную даму, которая стараниями Алексея Михайловича, а может, и Карпа Евстратовича мило побеседовала сперва с Татьяной, а после и с суровым господином, что устроил нам экзамен. Чую, без этой беседы нас бы и в первый не приняли.

— А ты хотел в первый? Над нами и так смеяться будут.

— Будут, — согласился Метелька. — А ещё… я тут слыхал… ну… так-то… побегал, поспрошал… про школу там, про жуков…

— Каких жуков?

А если не сильно давить на перо, то выходит. Пальцы, правда, занемели, но я ж упёртый. Чтоб вас… я вон в прошлом мире выжил, выбился в люди, в этом тоже, а теперь спасую перед какой-то грамматикой?

— Майских. Так их называют.[6] Ну, тех, которые… учатся. Чтоб…

Метелькино перо дёрнулось и продрало мягкую страницу.

Интересно, может, если бумагу взять получше, поплотнее, то и чернила не будут так расползаться? Хотя тетради тут стандартные.

— И чего говорят?

— Всякое, — Метелька отложил перо и рукой затряс. — Вроде как такая… ну, розгами там точно не секут.

Не хватало.

Я как-то даже не думал о таком. А теперь подумал и тьма прямо заклубилась внутри. Это… я такого не допущу.

— И так-то бают, что и на горох не ставят…[7]

— Хорошо же. Нет?

— Ну да… только… — он явно замялся, не зная, как сказать.

— Метелька, вот не финти…

Последнее слово я выписывал особенно тщательно.

— Там почти все благородные ныне. Раньше-то да, народу всякого было. Кто мог платить, тот и учился. Хотя да, дорого…[8] но если способный и прилежный, то могли и так взять, — Метелька поглядел на меня, на свою тетрадь и, вздохнувши, с видом мученика, который смиренно готов принять свою долю, ткнул пером в чернильницу. — Вот… а ныне там, почитай, или купечество из первых, или благородные.

А мы ни то, ни другое.

И как-то да, кажется, начинаю понимать, чего он опасается.

— Вроде как учат хорошо. Учителя незлобливые так-то… с одним из подготовишки[9] я крепко сошёлся…

Спрашивать, когда он успел, не буду. Бесполезно. Метелька просто успевал и всё тут.

— То хвалил, мол, даже линейкой по пальцам не бьют…

Алексей Михайлович, кажется, к вопросу моего образования подошёл со всей серьёзностью, явно осознав, что ни пороть, ни бить себя я не позволю. Да и школу стоило бы пожалеть.

— Его отец там учился. Ещё у Мая… так все со всеми ручкаются и дружат. Раньше. Но…

— Не веришь, что нас примут?

— А сам веришь?

Я задумался и покачал головой:

— Не знаю. Посмотрим. Чего уж наперёд гадать… и в конце концов, никто нас на самом деле не заставит. Будет тяжко? Бросим. И всё тут.

— Татьяна Ивановна расстроится. И Светочка тоже.

— Переживут. Дописывай вон и пойдём сдаваться.

Дверь была приоткрыта.

Светочка? Кто ещё. Она у нас вечно куда-то торопится, порхает бабочкой и на всякие бытовые мелочи, вроде дверей, она внимания не обращает.

Но на сей раз к счастью.

— Ты уверена, что не стоит сказать об этом? Например, Михаилу? — Светочкин голос раздаётся за мгновенье до того, как я касаюсь ручки. — Всё-таки ситуация… мне кажется, что не совсем однозначная…

— Не знаю.

Татьяна.

Сплетничают? И о чём? Наверное, я параноик, если замер. Я не собирался подслушивать. Просто вот… просто дверь открыта.

—