Бремя власти III - Иван Ладыгин Страница 32

И в центре этого ада стоял Рябоволов. Его протез сверкал в отблесках пожаров, лицо было искажено холодной, безупречной яростью. Он рубил тростью-артефактом, выписывая в воздухе руны льда и силы, сдерживая волну тварей у входа в полуразрушенное здание.

Рядом с ним, бледный как смерть, но сжимающий в дрожащей руке пистолет, стоял… Николай. Настоящий Николай Соболев в теле доппельгангера. На царевиче белоснежным пятном сверкал императорский китель, вокруг него полыхала огненная аура. Видимо, уроки с Мак не прошли для мальчишки даром. Правда, в глазах парня плескался живой страх. Но он старался его держать в узде. Подрос… Ничего не скажешь. Он стрелял в тварь с головой гиены, крича что-то невнятное. Вокруг них рубились дворяне и гвардейцы. Дело знатно смердело керосином.

Мысленный крик Мак пронзил мой мозг раскаленной кочергой:

— Рябоволов сказал, что это дело рук Юсупова! Юрий Викторович вместе с Николаем и остальными людьми пытается сдержать прорыв, но демонов МНОГО! ОЧЕНЬ МНОГО! Господин, мне бы почву удобрить в колечке! Выпусти погулять!

Весть ударила, как обух по темени. Петербург. Моя столица. Истинное Сердце Империи! Теперь оно находилось в руках Рябоволова и… моего нерадивого ученика? Зачем он полез в самую гущу? Но вопросы отступили перед леденящей сутью: Алексей Юсупов. Слухи о его безумных экспериментах со Скверной окончательно подтвердились — Юрий врать не станет. Этот вероломный князь, наверняка, что-то затевал и хотел отвлечь внимание. И он добился своего. Пока я играл в генерала под Москвой, он открыл Ад в самом центре власти. Надо было раньше прикончить мерзавца!

— Никакой прогулки, Мак. Жди и подпитывай Николая. Ты принесла скверные новости… — прошипел я сквозь зубы так, что Долохов невольно вздрогнул. Благо он не расслышал контекста.

Вести из Петербурга были не просто скверными. Они были катастрофическими. Но отступать было некуда. Промедление смерти подобно. Только стремительный, сокрушительный удар здесь и сейчас мог переломить ход войны и дать мне шанс успеть на север.

Адреналин, горький и обжигающий, смешался с яростью и холодной решимостью. Ноющая боль в Источнике, вечный спутник последних дней, отступила перед натиском моей воли. Я резко развернулся к Долохову, маска Брусилова треснула, обнажив сталь истинного «Я» в моих глазах.

— Капитан! Сигнал артиллерии и големам: огонь на подавление оставшихся батарей на стенах! Коннице — прикрыть подходы для этих… перебежчиков. Пусть тоже повоюют на нашей стороне! Пехоте — построиться к штурму! — Мои слова рубили воздух, как сабли. — Город горит изнутри, защита рухнула. Наш час настал! За Империю! За Петербург!

Я не стал ждать ответа. Моя рука с Кольцом взметнулась вверх. Не шашка, а сама моя воля стала оружием. Я сконцентрировал толику силы, данную Мак ранее, и послал импульс через Кольцо прямо к Орловской и отдал короткий, жгучий, как удар тока, приказ:

— Начинай. СЕЙЧАС!

Затем я мысленно рванул к Мак, ворвавшись в ее панику:

— Мак! Слушай! Держись! Помогай Рябоволову и Николаю! Я скоро буду! Горит не только Питер — горит и Москва!

* * *

Глушь проклятых болот в десяти верстах от восточных стен Москвы раздражала своей фальшивой тишиной. Воздух, и без того спертый и густой от испарений гнилой воды, теперь буквально вибрировал от гудящего роя мошкары. Пахло тиной, торфом и… кровью, которой только предстояло пролиться.

Валерия Орловская стояла в эпицентре этого медленно вянущего кошмара. Ее небесно-синий мундир был забрызган грязью и прожжен искрами. Волосы, выбившиеся из-под строгой шишки на голове, липли к вспотевшим вискам. Но в ее ледяных глазах горел огонь, куда более страшный, чем пламя, плясавшее в магических кругах вокруг.

Они стояли недвижимо — она и дюжина лучших магов огня из ее отряда, выживших после адского марша через топи. Их лица были искажены гримасами нечеловеческого напряжения, жилы на шеях вздулись, как канаты. Руки, поднятые к небу, дрожали. Перед ними, на расчищенном пятачке сырой, чавкающей земли, горел сложнейший пентакль, выжженный солями, порохом и их собственной кровью. В его узлах пылали жаровни с углями, раскаленными добела. Воздух над кругами искривился, как над раскаленной сковородой, густой гул заполнял уши, вытесняя все другие звуки — стрекот сверчков, кваканье лягушек, даже далекие раскаты боя в Москве.

— Концентрация! — крикнула Валерия, ее голос, обычно холодный и четкий, был хриплым от натуги. — Ведите потоки! В точку сингулярности! Не отпускать!

Она чувствовала, как ее собственный Источник, могучий резервуар мага льда, выворачивается наизнанку. Ритуал «Призыва Феникса» требовал чудовищного вливания чистой энергии огня. А она… она была льдом — скрепляющим каркасом. Противоречие било по нервам, как молотом. Но ярость была сильнее. Ярость за давний позор на дуэли с Соломоном. Ярость за погибших охотников в прошлом. Ярость за этот проклятый болотный ад, через который он их провел. Ярость за его приказ, за его холодную уверенность, что она сможет. И ярость… за тепло его пальцев на ее запястье в подсобке, за его слова: «Тоже хотел кое-что проверить».

«Нет! — пронеслось в ее сознании. — Чувства — слабость! Долг! Империя! Превыше всего!»

Она вцепилась в эту мысль, как в якорь. Впилась взглядом в центр пентакля, где воздух уже не просто дрожал, а рвался, образуя черную, мерцающую точку небытия.

— ВСЕМ! — завопила она, вкладывая в крик всю свою волю, всю свою боль, всю ненависть к хаосу и демонам, к человеческой глупости и жестокости, всю… странную преданность этому загадочному Императору. — ДАВИТЕ!!!

Маги огня рядом с ней взревели от боли и усилия. Из их рук, из их ртов, из самих их тел вырвались снопы багрового пламени, ударив в черную точку. Валерия не кричала. Она выла. Не огнем, а ледяным гневом, преобразованным через адский ритуал в чистую силу разрушения. Ее холод, ее суть, сгорала в этом плавильном котле, питая чудовищный синтез.

Черная точка взорвалась ярким светом. Ослепительным, всепоглощающим, багрово-золотым сиянием, что выжег сетчатку, отбросил магов огня в сторону, как тряпичных кукол, и сбил с ног саму Валерию. Она упала на колени в липкую грязь, заслоняясь рукой, но свет прожигал веки.

И тогда раздался Рев.

Это был звук рождающейся звезды, лопнувшей планеты, вопль самого мироздания. Из эпицентра света, из разрыва реальности, вырвался Он.

Феникс.

Но не мифическая птица возрождения. А Феникс Разрушения. Существо из чистого, неистового плазменного огня. Его крылья, раскинувшиеся на сотни метров, были сплетены из солнечных протуберанцев и молний. Его тело казалось