Меткий стрелок. Том III - Алексей Викторович Вязовский Страница 6

— Есть, — коротко ответил я. — Готов со мной идти?

— Прямо сейчас! — его глаза сверкнули.

— Хорошо. Тогда… собираемся. Быстро. Бери вещи, только самые необходимые. Еду на пару дней. Инструмент — лом, лапаты.

Лондон ушел, а я завязал на себя парку, малахай, рукавицы. Взял чехол с ружьем, свой «дежурный» мешок с запасом консервов и бобов, спички, одежда, чайник, котелок…

Спустился вниз, в салун. Все еще горели огни, ночной персонал убирался после вечернего загула старателей. Джозайя, который спал на складной койке у печки, приподнял голову.

— Мистер Итон? Что случилось?

— Ничего, Джозайя. Мы с Джеком Чейни ненадолго отлучимся. Присмотри за всем.

Он кивнул, явно не задавая лишних вопросов.

Вышел на улицу. Мороз обжег горло. Минус сорок… Надо быть осторожным. Растирать лицо, руки, ноги. Постоянно. Местные говорили, что такую погоду легко застудить верхушки легких.

На псарне было тихо. Собаки спали, свернувшись клубками в своих будках. Только Волчий Клык поднял голову, завилял хвостом, чуя приближение.

Скукум Джим, который ночевал в небольшом срубе рядом с псарней, вышел на шум.

— Итон, что случилось?

— Надо отъехать

— В такую погоду⁈

Я поколебался, но потом все-таки произнес:

— Ходят слухи, что на индейском ручье нашли золото. Джек разузнал.

— Это который журналист?

— Он. Собирайся, с нами поедешь. Запрягай две упряжки, берем всех собак.

Индеец кивнул. Глаз его загорелся знакомым блеском.

— Дядя Итон!

В окне первого этажа появилось и исчезло лицо Артура.

Спустя минуту парень выбежал наружу. Уже одетый в парку, меховые штаны и шапку.

— Что случилось?

— Нашли новое золото. Раз уж встал, пойдешь с нами. Еще один столб не помешает. Застолбим все устье.

Артур буквально подпрыгнул на месте, несмотря на холод.

Скукум тем временем уже запрягал упряжку Волчьего Клыка — десять собак. На нарты погрузили самое необходимое: спальники, топоры, лопату, лоток. И пять заявочных столбов.

Пока мы собирались, пришел Лондон со своим мешком, помог нам впрягать сонных собак.

— Позову еще Кузьму, — решил Скукум. — Он быстро соберется.

Так и сделали. Пока я инструктировал Джозайю и Картера насчет нового месторождения, Кузьма, разбуженный Джимом, тоже быстро собрался. Бригадир был всегда готов к приключениям, особенно если пахнет золотом.

Две упряжки, двадцать собак, пять человек. Я, Лондон, Артур, Скукум Джим и Кузьма.

Вышли из Доусона еще до рассвета. Город спал, окутанный морозным туманом. На улицах — ни души. Только скрип нарт по укатанному снегу, пыхтение собак, наше тяжелое дыхание. Я шел за своими нартами, держась за погон. Скукум впереди, он знал дорогу лучше всех. Артур с Кузьмой и второй упряжкой шли чуть сзади. Лондон с нами, пытаясь не отставать.

Мороз был жуткий. Каждые несколько минут приходилось останавливаться, растирать щеки, нос, уши. Чувствовалось, как иней оседает на ресницах, как пар дыхания мгновенно застывает на меху малахая, превращая его в жесткую корку.

Шли молча. Каждый думал о своем. Я думал о золоте, о ручье, о том, успеем ли. Вспоминал Марго, Оливию…. От последней пришло очень трогательное письмо. В нем девушка еще раз признавалась мне в любви. И что с этим делать — я не знал. Даже не стал пока отвечать. Просто не смог подобрать нужных слов. А еще я думал о том, что эта гонка… она не просто за богатством. Она за место под солнцем в этом суровом мире.

* * *

Примерно через час, когда небо на востоке начало сереть, мы услышали их.

Лай собак. Скрип нарт. Сзади.

Обернулись. В тумане и полумраке виднелись темные силуэты. Один, два, три… Десять. Двадцать. Десятки.

Лондон был прав — почти весь город проснулся и рванул за нами.

Мы прибавили темп. Скукум, я, Артур, Кузьма — все налегали на погоны, подгоняя собак. Те, чуя азарт хозяев и приближение соперников, рванули вперед.

Путь шел сначала вдоль Юкона, потом по Клондайку. Лед не везде был гладким. Начались встречаться торосы — нагромождения ледяных глыб, застывших в хаотичном порядке. Нарты спотыкались, подпрыгивали. Приходилось сбавлять ход, осторожно обходить или, если глыбы были не слишком высокими, перетаскивать нарты вручную. Один бежит впереди, утаптывая снег на пути, двое управляют санями — толкают, тянут, перетаскивают. Один отдыхает лежа. Потом меняемся. Это выматывало.

— Муш! Муш! — кричал я собакам, подгоняя их.

— Ха! Гит! — команда Скукума, виртуозно управляющего нартами.

— Держитесь! — кричал Кузьма Артуру, когда их нарты застревали в снегу.

Температура продолжала падать. Пар дыхания застывал на лету, превращаясь в мелкие ледяные кристаллики, оседающие на лице. Шерсть малахаев и воротников превратилась в жесткую, хрустящую корку. Лицо начинало неметь несмотря на то, что мы постоянно его растирали. Завести что ли себе специальную маску? Рукавицы, казалось, не спасали совсем.

— Джек! Ты как⁈ — крикнул я Лондон, который бежал рядом.

Он выглядел уставшим, но в глазах горел огонь.

— Меня не остановить! Я перпетум мобиль!

Посмеялись, Лондон зачем-то начал рассказывать свою биографию. Я призвал беречь дыхание, но все бестолку.

— Это… это моя месть миру, Итон! За бедность! За голод! За все унижения! Пишу, чтобы знали! И чтобы… чтобы те, кто сидит в теплых гостиных, прониклись, какова она — настоящая жизнь! Без прикрас! Как они… как они живут здесь… — он кивнул на других старателей, что гнали за нами. — … ради куска металла!

— Не только живут — поддакнул я — Но и умирают!

Мы пробежали еще немного, Лондон продолжал рассказывать свою историю. Как рос в бедности в Окленде, работал на консервной фабрике, в прачечной, кочегаром на пароходах. Как плавал на китобойце в Беринговом море, охотился на котиков. Там начал писать, просто чтобы заработать на жизнь, продавая рассказы в газеты. Потом участвовал в походе безработных на Вашингтон и попал в тюрьму. После этого левые взгляды писателя окрепли, он вступил в социалистическую партию. Правда, о соратниках отзывался презрительно:

— Больше болтунов, чем людей дела. Марксистскую революцию не устроят. А если предложат денег — мигом продадутся мировому капиталу.

Некоторые упряжки жителей Доусона начали нас нагонять.

— Какой материал, Итон! — восторгался писатель — Эта река, эта гонка!

— Войдешь в большую литературу — шутил я, растирая лицо

Я слушал Лондона, поражаясь. Этот человек… в нем горел какой-то неугасимый огонь. Несмотря на все трудности, на холод, на усталость, он видел в этом не только