Слуга Государев 2. Наставник - Денис Старый Страница 6

Алексеевич и степенно, явно подражая чьей-то манере, стал подниматься по лестнице наверх. Было забавно наблюдать, как смотрят ему в спину Матвеев, Ромодановский, Языков — всем им пришлось подчиниться. Прозевали тот момент, когда Петру удалось выскочить из своего заточения. Теперь, прилюдно, не имеют никакой возможности указывать государю, что и как ему делать.

И вот тут, с одной стороны, я рад за Петра Алексеевича, с другой же — понимаю, что Нарышкины стоят на крыльце не зря.

— Егор Иванович, ну ты и дал! — с восхищением сказал Никита Данилович Глебов, подойдя ко мне, когда все бояре удалились в хоромы.

Я не стал у него уточнять, о чём именно он. Было два варианта, но вряд ли сейчас полковник Глебов говорил о спасении стрельца. Я говорил с государем!

А вот Глебов в этот момент, как и все стоящие неподалёку стрельцы, стояли склонённые в поклоне и не смели посмотреть на царственную особу. Моё общение с власть имущими этого времени либо позволит мне возвыситься, либо же погубит меня. Хотелось бы первый вариант развития событий.

— Твой полк пришёл весь? — спросил я у Глебова.

— Так и есть, все пришли. Детишек отправили, яко и ты совет давал, в Троицу. Готовыя усадьбу спасать да серебро на том зарабатывать, — сказал стремянной полковник.

И мы с ним направились к кремлёвским конюшням. Там было немало различных строений, один из домов я решил использовать как штаб. Пусть у бояр будет свой штаб, так сказать, стратегический. Вот только нужен и оперативный.

* * *

— Как посмели вы, бояре, допустить, что унучка моего чуть было не убили?

Как только боярское представительство зашло в царские хоромы, начался спор. Выразителем всех интересов Нарышкиных был пожилой Кирилл Полиектович.

— А что сделал бы ты, Кирилл, кабы бунт унять? Какие силы у тебя? — взревел Ромодановский.

— Мне стрельцы повинны подчиниться! — ещё более громко выкрикнул Долгорукий.

— Токмо не подчиняются, — негромко, но зло сказал Матвеев.

— Будет вам всем! — закричал Пётр Алексеевич.

— Государь прав. Негоже нам лаяться, — примирительно сказал Иван Языков.

Все замолчали. В иной ситуации ссора разгорелась бы таким пламенем, что не хватило бы и всей воды в Москва-реке, чтобы это пламя потушить. Вот только сейчас, когда Кремль, по сути, в осаде…

— Примириться потребно! — спокойным голосом, даже и просящим, сказал тогда Кирилл Полиектович.

— Добре, в наши же дела не вникайте, — потребовал Матвеев.

Артамон Сергеевич смотрел на Петра Алексеевича. Боярин прекрасно понимал, что если он сейчас начнёт откровенно затыкать Нарышкиных, то государь может взбунтоваться. Но ведь не так уж и важны сейчас Нарышкины. И была бы возможность, он бы вывел их всех за пределы Кремля, чтобы бунтовщики растерзали — отвели бы душеньку да успокоились на том. Однако придётся выдумывать что-то более изощрённое.

Хватит того, что Матвееву приходится делить власть с Ромодановским и Языковым. Более никого в ближники Петра Алексеевича Матвеев пускать не желал. Артамон Сергеевич уже почуял вкус власти.

— Матушка, — обратился Пётр Алексеевич к царице. — Всё же верно? Всех примирил?

Царица смутилась от вопроса своего сына. Стало понятно, кто нашептал, что необходимо всех примирить. А прежде всего, что необходимо вызволить Нарышкиных. Придётся чуть позже Наталье Кирилловне выслушать всё, что по этому поводу думает Матвеев. А уж он знает, как сказать, что и остолбенеешь.

— Я желаю, кабы полковник тот в дворяне записан был! — сказал Пётр Алексеевич.

— Государь, да не можно столь много ему давать за раз. Пущай проявит себя ишо! — сказал Матвеев.

И это было первое, с чем согласились абсолютно все присутствующие. Может быть, только слегка разочаровался сам государь. Но царю, по молодости лет, просто нравилось использовать свою власть. Менять судьбы людей, будто бы переодевая и переставляя потешные кукольные фигурки.

* * *

Я ждал, когда над всеми воротами Кремля, за исключением только Тайницких, появятся красные стяги. Это был знак, что все готовы к проведению операции.

Некоторое волнение поселилось внутри меня. Но, прислушиваясь к внутренним ощущениям, тревожности и зловещих знаков не заметил.

Так, лишь мандраж, словно перед выходом на сцену или перед очень важным экзаменом.

— Начинаем! — приказал я.

— Давай, братцы, выходим! — азартно закричал Никита Данилович Глебов.

Мы договорились, что он всё-таки будет сейчас моим заместителем.

Пришлось мне намекнуть Глебову, что я вхож в дела боярские. Да и то, что я без страсти разговаривал с самим государем, помогло ему оценить, кто я таков. Это решило вопрос субординации — и ни у кого больше не возникало вопросов, почему я имею право приказывать. Да потому что действую! Потому что делаю это без сомнений!

— Бах! Бах! — одновременно у всех ворот, где стояли бунтовщики, послышались выстрелы.

— Выходим! — скомандовал я.

Массивные, куда даже большие, чем Спасские, Троицкие ворота распахнулись, словно малая калитка. Постарались стрельцы. Отряд в три сотни конных стрельцов, а также двух сотен стрельцов Первого стрелецкого приказа, посаженных на телеги, быстро покинул Кремль.

Дежурившие тут бунтовщики опешили, когда вышла такая армия. Да, по нынешней ситуации это армия. И вот, как мыши от банды матерых котов, бунтовщики разбегались.

— Бах! Бах! — прогремели выстрелы.

Я обернулся. Стреляли стремянные, как я и ждал. Одна организованная группа бунтовщиков сгруппировалась у двух пушек. Вот их и нужно было забрать. Мы так стремительно вышли из ворот, что зарядить орудия те не успели. А теперь это наша артиллерия!

Отряд стремительно двигался по улицам Москвы. Усадьбы Ромодановского и Языкова были недалеко друг от друга. Там же и Афанасий Нарышкин оборудовал только неделю назад полученную им усадьбу. Вот к ним мы и двигались.

И не просто шли. То и дело стрельцы взмахивали руками, раскидывая листовки, чтобы донести до люда московского правду. Шли и сметали любых праздношатающихся стрельцов, а вот откровенные банды…

— Бах! Бах! — открыли огонь стремянные.

Была у нас договоренность, чтобы стрелять без сомнений в любого, кто будет заподозрен в мародерстве. Пусть знают, боятся!

— Воно! Грабят тати! — закричали впереди.

Я приказал им стоять и кивнул Прошке.

— Сто-о-ой! — заорал горластый Прохор, дублируя приказ, так, что я стал беспокоиться, как бы перепонки у меня не лопнули. — Сто-о-ой!

Зато дошло до всех и быстро. Колонна остановилась. С телег сразу же спрыгнули краснокафтанники, стремянные стрельцы оцепили место. Дымилась уже усадьба Нарышкина. Доносились