Русь непокоренная. Нашествие - Денис Старый Страница 14

А когда монголы придут в их дом, когда героически сражавшемуся юному козельскому князю не придёт на помощь ни один из других князей, когда не успеет на выручку черниговскому князю смоленский… Когда Киев, героически оборонявшийся, окажется в руинах наподобие рязанских… Не к кому будет уже обращаться за помощью.

Я это понимал, и зубы мои скрежетали от злости, что изменить ничего нельзя. Ну, допустим, я прибыл бы к киевскому князю и стал бы ему рассказывать, что собою представляют нынешние монголо-татары. Так ведь не послушали бы. Здесь без вариантов. Не прочувствуешь, не поймешь, что иные времена наступают.

Нет, пока что я не могу существенно повлиять на ход истории. Но вот создав некоторое технологическое преимущество, можно пробовать исправлять ситуацию. Существующими методами, тактикой и оружием Руси победить монголов невозможно. Мне же нужно время, чтобы создать оружие и основу для будущих побед. Войны не бывает без базы, тылов. Именно они кормят армию и дают оружие. Сперва — тыл; после — война.

— Выходим! — скомандовал я, и Матвейка, тот самый парень, которого я первым увидел в этом мире, дернул вожжи.

Вновь пошел снег, будто бы хотел белым покрывалом закрыть тот ужас, что царил в Рязани. Как закрывают умершего белой простыней. Но можно запорошить сожженный город. Кто же запорошит память о зверствах? И нужно ли забывать? Нет… Помнить и мстить. Мы не рабы — рабы не мы! Еще посмотрим, дайте срок!

Сани лихо покатили в сторону леса. Порой двигались даже куда как быстрее, чем можно было бы пешком по ровной летней дороге.

Зима на Руси — как ни странно, лучшее время для перемещений. Немалое количество рек можно преодолеть по льду. А если снег не слишком глубокий, а он всего-то пока по щиколотку, редко где по колено, то лошадь без особого напряжения тянет даже гружёные сани.

Именно поэтому и монголы предпочитают воевать зимой.

Странное дежа-вю накрыло меня. Я вновь вспомнил, что служил в Афганистане. Словно бы этот эпизод моей прошлой жизни и вовсе стерся из памяти, а тут — такая яркая картинка в голове.

Я начинал службу в Афгане ещё в восемьдесят первом году, будучи молоденьким лейтенантом. И пусть это было очень давно, и воспоминания мои от реальности отделяет сейчас чуть ли не восемьсот лет, я вдруг вспомнил, как уходили мы в горы на задание, как днём нещадно пекло солнце, а по ночам ударял минус.

Так же и в степи. Там, даже и сильно южнее, отлично знают, что такое холод. Степняки — люди не изнеженные, якобы привыкшие разве что греться на солнышке и не знающие, что такое снег. Они приспособлены к сильным морозам. Так что в этот раз «генерал Мороз» вряд ли сильно поможет русичам. Он пока что помогает врагу… Предатель.

Уже скоро мы встали на ночлег. Получилось найти удобный вход в лес, а там благодать — сосны, ели, много валежника. Хорошо переночевали, пусть и дети плакали, и женщины порой подвывали. Но не кашляли, не умирали от холода или голода. А слезы… Всегда на смену грусти приходит радость. Но, видимо, не сейчас. Ни вечером, ни проснувшись с лучами солнца никто даже не улыбнулся.

Нужно жить, что бы ни произошло. А тут пока что царит такое настроение, будто бы идет похоронная процессия. Впрочем, все здесь и вправду буквально вчера похоронили не только родных, но и свою привычную жизнь.

Но шли довольно бодро. В пролески и в густой лес заходили, только когда точно было известно, что там есть хоть какие-то тропы. Старик Макар стал главным нашим штурманом. Все признали его авторитет и знания географии вокруг Рязани и дальше. Получается идем, куда этот Макар только телят ни водил! И теперь вел нас, как телят, ну или быков… А вот женщин в подобном ключе я сравнивать не готов.

А всё-таки за прошедшие три дня я не раз видел сомнения на лице Макара. И чем дальше мы уходили, тем чаще такое бывало. Прежде чем указать рукой направление, он мог и минут пять кружиться и сомневаться.

Я даже подумал на какой-нибудь стоянке попробовать намагнитить, энергично потерев о шерсть, иголку — и найти север. Создать первый русский компас. Однако переходы были изнурительными. И каждая стоянка — это отдельное сражение за выживание. Тут не до прогресса.

А ведь это ещё нам повезло, что кипчаки сюда на этаких кибитках пришли. Над каждой телегой у них был сооружён каркас, на который навалены шкуры животных и шерстяные ткани. Внизу таких телег также были шерстяные ткани, меж которыми уложено изрядное количество примятого сена.

Так что некоторый фураж имелся в каждой кибитке. Но его, конечно же, не могло хватить на весь переход. Зато спать в таких сооружениях было вполне возможно, если хорошенько укутаться (для этого пригождались меховые шубы).

Еще на ночь мы обязательно топили снег на костре, заливали почти что кипяток в кожаные бурдюки. И они очень даже неплохо обогревали. На ночь, конечно, не хватало. Но тут главное — уснуть, и в целом в кибитках было очень даже нормально спать.

И не только спать. Периодически и днем дети ехали в кибитках, пристраивались по очереди. Просто замёрзнуть можно было только в том случае, если вовремя не согреваться в кибитках и под шубою, хотя бы и по очереди.

Вот только, чтобы ночевать в кибитках, необходимо было останавливаться, выгружать всё то, что на них перевозится. А поутру вновь это всё грузить. И взрослым, и детям приходилось идти пешком вместе с нами. Или воины — Мал, Мстивой, я да Лучано — сажали детей на коней, чтобы не дать им свалиться от усталости.

Холод, конечно, всё равно донимал. Мне не хватало места, если уже по чести, в кибитках. Да и оставшиеся воины не пользовались благами удобных кочевых домов на колесах, а пока что на полозьях. Иногда я и вовсе отсыпался днем, на ходу, в той же телеге. Ну или ночевал в наспех сооруженных шалашах, куда по углам раскладывали нагретые в кострах камни.

Пятьдесят два человека, это с детьми, шли искать лучшей жизни. Этого, конечно, мало, чтобы думать о действительно великих делах. Но я был уверен, что наша община будет расти. Нам бы только обосноваться, и тогда я примусь за поиски других людей.

Среди