Красота требует средств - Балычева Галина Страница 16

Я отвернулась к окну и уставилась на проплывающие мимо нас геометрически ровные, как по линейке расчерченные, разноцветные поля. Мы давно уже выехали за черту города и теперь колесили по предместью.

А предместье Парижа я люблю не меньше, чем сам Париж. Если в городе поражают красотой исторические здания и памятники архитектуры, то здесь совершенно умиляют своей самобытностью и ухоженностью небольшие деревеньки с белеными домиками под черепичными и мховыми крышами и аккуратно подстриженные лужайки, склоны и даже поля.

Здесь не встретишь и пяди брошенной, так сказать, «ничейной» земли, за которой никто бы не следил и не ухаживал. Все прибрано, скошено, вспахано. Везде чувствуется рука хозяина.

— Может, и совпадения, — прервав мои размышления, пробубнила себе под нос Ленка, — а может, и нет. Ну да ладно, поживем увидим.

Дом Лакуров располагался в довольно живописном месте на берегу небольшого озера. Правда, поначалу никакого дома я там не заметила. Всю перспективу с дороги закрывала буйно разросшаяся живая изгородь из тиса и граба.

— В этом озере Пьер разводит какую-то рыбу и сам же ее потом ловит, — со смехом сообщила мне Ленка. — Это у него рыбалкой называется.

Я посмотрела в сторону озера и задержала взгляд на привязанной у берега лодочке. Рядом с лодочкой стоял человек и, приложив козырьком руку ко лбу, смотрел в нашу сторону.

Неужели этот низкорослый крепыш простоватого вида и есть Ленкин муж? Я искоса глянула на школьную подругу.

— Сам, что ли, разводит? — спросила я, разглядывая не понравившегося мне крепыша возле лодки.

— Нет. Этим занимается садовник Марсель. Вон он возле лодки стоит и на нас пялится. Странный какой-то человек, не пойму я его. Смотрит на меня всегда как-то пристально и при этом молчит. Неприятно даже, честное слово.

Выходит, что дядька возле лодки был не Ленкиным мужем, а всего лишь садовником.

Но если в наличии имелся садовник, то значит, где-то должен был находиться сад и, разумеется, дом. Однако ни того ни другого я почему-то не наблюдала.

Возле озера выглядывал из кустов один какой-то небольшой одноэтажный домишко, но я никак не могла предположить, что это мог быть дом Пьера Лакура, богатого антиквара, наследство которого мы с таким энтузиазмом делили всю дорогу.

Я ожидала увидеть что-то более выдающееся и многоэтажное. У нас, например, в Подмосковье такой дом почти у каждого второго дачника.

Однако, как выяснилось, я сильно ошибалась. В Европе у многих обеспеченных и даже богатых людей дома снаружи частенько выглядят очень даже скромно. И если смотреть издалека, то вообще не подумаешь, что в этом доме живет зажиточная семья.

Это вам не наши новорусские дворцы на Рублево-Успенском шоссе, которые и за версту видно, как они к небу тянутся. Здесь традиции иные. Здесь не принято выпячиваться и стараться перещеголять соседа.

Здесь все разумно, практично, целесообразно и максимально удобно. Вот на удобство и комфорт европеец не поскупится. И если снаружи дом может выглядеть весьма и весьма скромно, то внутри он будет оборудован по последнему слову бытовой техники и с максимальным комфортом.

И дом Лакуров именно таким и был. При ближайшем рассмотрении было видно, что все это только кажущаяся простота. На самом же деле все было дорого и добротно, и каждая деталь отделки или меблировки дома отличалась качеством и красотой.

Дом мне сразу понравился. Он был красивым и уютным. И что самое главное, в нем присутствовала атмосфера. Это когда дом может что-то рассказать о своих хозяевах. То есть это был жилой дом, а не безликий выставочный вариант, оформленный в соответствии с последними рекомендациями мебельных каталогов.

Дверь нам открыла молодая девушка, которая, как я поняла, служила в доме прислугой или горничной, как ее на старый манер за глаза называла Ленка.

Звали девушку Люсиль, и она была квартеронкой, то есть один из ее предков — дед или бабка — был черный. Поэтому в жилах Люсиль на одну четверть текла негритянская кровь, что, кстати, чрезвычайно положительно сказалось на ее внешности. Люсиль была красивой девушкой. Просто очень красивой.

С такими глазами, губами и фигурой ей не служанкой надо было быть, а по меньшей мере фотомоделью. И дура Ленка, что берет для работы в доме таких молодых и красивых девушек.

Я хоть и не видела еще ее мужа, но и без этого могла сказать, что никакой даже самый положительный мужчина не останется равнодушным к такой совершенной красоте. А тем более Пьер, который и так уже был замечен в сомнительных связях на стороне.

А кстати, где он, этот таинственный муж, которого мне до сих пор так и не довелось увидеть? И почему он не вышел нас встречать?

Я вопросительно посмотрела на Ленку.

— А где же твой муж?

— Вообще-то он должен быть дома, — ответила Ленка и задала аналогичный вопрос Люсиль, правда, уже на французском языке.

— Мосье перед обедом принимает ванну, — ответила горничная. — Мы ожидали вас позже.

Она сделала книксен и, забрав у Ленки жакет и сумку, отошла к большой вертикальной вешалке, стоявшей в углу холла.

«Оппаньки! — изумилась я. — Это что же такое делается? Муж, видите ли, к возвращению жены находится почему-то в ванной, а горничная заявляет, что они ожидали ее позже. Это как же так понимать? Нет, надо Ленке сказать, что негоже держать в доме таких красоток. Не к добру это. Однажды это может плохо кончиться, тем более, что у Пьера уже имеются задатки ходока по женской части, просто Ленка ничего еще об этом не знает. Кстати, надо бы все-таки ей рассказать про тот обед, на котором Пьер был с другой дамой. Надо бы... Или не надо?»

Однако рассказать я ничего не успела, потому что двери холла распахнулись, и нашим взорам предстал немолодой благообразного вида господин в светло-коричневом клетчатом пиджаке и белой рубашке, из расстегнутого воротника которой выглядывал зеленый шейный платок.

На вид господину было лет пятьдесят пять — пятьдесят семь, и если вспомнить, что Ленке-то было всего сорок, то становилось ясно, что разница в возрасте у Лакуров была внушительная.

«Может быть, Ленка вообще предпочитает мужчин в возрасте, — подумала я. — Не зря же она еще в школе была влюблена в моего отца. Правда, если сравнивать этих двух мужчин, то мой отец явно выигрывал у Пьера Лакура во внешности».

Отец и ростом был значительно выше, и статью Пьера превосходил, да и вообще отец был интересным мужчиной, а Пьер — так себе, ни то ни сё.

Впрочем, выглядел он вполне респектабельно и, я бы даже сказала, стильно. Его клубный клетчатый пиджак, пижонская щеточка усов и особенно шейный платок говорили о том, что этот мужчина уделяет своей внешности достаточно много внимания.

И этот факт, кстати, тоже нельзя было упускать из виду. То есть Ленка должна быть бдительней вдвойне и серьезнее относиться к подбору кадров в своем доме, в смысле к выбору горничных.

— О, Элен, наконец-то! — воскликнул Пьер, увидев меня и Ленку. — А я уже заждался. Думал, что после закрытия выставки вы остались в Париже на какой-нибудь банкет. — Быстрой, энергичной походкой он подошел к Ленке, поцеловал ее в щеку и, повернувшись ко мне, расцвел в сладчайшей улыбке. — Рад, очень рад видеть вас в моем доме, дорогая мадам Лаврушина, — произнес он и галантно поцеловал мне руку. — Ваши работы произвели на выставке настоящий фурор. Элен уже сказала, что мы приобрели для своей галереи несколько ваших работ? Они совершенно очаровательны, эти ваши куклы, просто очаровательны, впрочем, так же, как и вы сами, мадам.

Пьер еще раз поцеловал мне руку, а я открыла было рот, чтобы поблагодарить его и Ленку за проявленный интерес к моим работам. Потому что не очень-то я верила, что так называемый «фурор», произведенный на выставке моими куклами, обошелся без их, Ленки и Пьера, помощи.

Однако ничего у меня не вышло. Пьер трещал как заведенный и вставить в его пулеметную речь хотя бы одно слово не было никакой возможности.