Искатель, 2004 №6 - Андрей Левицкий Страница 9

— А ты не воруй!

Без толку. Не воровать Ванька не мог. Он тащил все, что лежало плохо и лежало хорошо. Причем предпочтение отдавал второму, поскольку азартен был без меры.

Так и в деревне было, и позже, когда тринадцати лет от роду, а родился Ванька в 1718 году, отправили его в Москву — в услужение к богатому купцу Филатьеву. Тот оказался нрава крутого: чуть что сам брал полено и ну провинившегося охаживать. Пощады от него никто не ведал, так что не раз приходилось Ваньке, пойманном на очередной краже, отлеживаться после побоев в сарае, кровью харкая. Но стоило Осипову оклематься, он тут же начинал выискивать, что бы еще умыкнуть. Нехитрую добычу Ванька сбывал барышникам, а на вырученные медяки наедался в кабаках от пуза, после чего с удовольствием слушал, как босяки рассказывают про Хлопку Косолапого, который со своей ватагой при Борисе Годунове чуть Москву не занял; про скорого на расправу Ивана Болотникова и удалого Стеньку Разина; про Кудеяра, который вроде как бессмертен, потому как и при Грозном о нем говорили, и при царе Петре он озоровал, и в нынешние годы его, говорят, люди видели. Да мало ли на Руси есть и было татей!

В общем, рос Ванька человеком никчемным, и быть ему с годами забритым в рекруты, но тут барышники познакомили его с настоящими разбойниками — из тех, что под Каменным мостом ошивались. Одного из ватажников, отставного матроса Петра Романовича Смирного по прозвищу Камчатка, тронули жалостливые рассказы паренька: мол, пластается на дворе от зари до зари, а все мало — поленом подгоняют.

— Оно конечно, — кивал Камчатка. — У купчин московских не забалуешь. Семь шкур готовы спустить. Ты вот что, хлопец, хочешь с нами остаться? Только учти — назад дороги не будет!

Ванька с ответом не замедлил:

— Хочу!

Той же ночью Ванька пробрался в покои Филатьева, отомкнул хитрой железякой, полученной от Смирного, замок на сундуке, выгреб все ценное — и в окошко. На улице отдал поживу Камчатке, сам же направился к дому приходского священника, который все пытался наставить отрока на путь истинный и надоел тем хуже горькой редьки. Выставив стекло, Ванька проник в дом и стащил рясу, серебряный крест и несколько икон в дорогих окладах.

— Лихо! — оценил эти «подвиги» Камчатка, той же ночью представляя Ваньку разбойникам, гревшимся у костра в одной из арок Каменного моста. — Будто рожден для ремесла нашего. Честный вор из мальца выйдет! Ну, я свое слово сказал, теперь пусть кумпания решает.

Смирный поклонился и сел. Ватажники перешептывались, качали головами: больно мал… Зато удал!

— Принимаем, — проговорил заросший диким волосом разбойник в лаптях и драной сермяге. — Законы-то наши знаешь?

Ванька выступил вперед. Руку вытянул; в ней — рубль, взнос в «общак». Покосился на Камчатку. Тот поднялся и произнес торжественную речь на воровском жаргоне, в которой иной московский обыватель распознал бы разве что три-четыре знакомых слова.

— Теперь — «крещение», — сказал бородатый мужик.

Ванька выбрался из убежища, цепляясь за выщербленные кирпичи. Ждать пришлось долго. Лишь под утро на мосту появился припозднившийся гуляка. Ванька достал нож, и мигом обчистил карманы оцепеневшей от страха жертвы.

На этом испытания кончились — Иван Осипов стал вором.

Кому что нравится

Грабить хмельных возчиков и дворовых мужиков Иван Осипов не любил. Ни размаха, ни куража. То ли дело карманная кража! Тут сноровка нужна, лицо каменное, пальцы чуткие… Позже в покаянном письме на имя начальника Сыскного приказа он писал (точнее, с его слов писал спившийся чиновник, поскольку грамоте Осипов так и не выучился): «Будучи в Москве и прочих городах мошенничал денно и нощно. В церквах, на торжищах и в различных местах у господ, купцов и всякого звания людей из карманов деньги, платки, кошельки, часы, ножи и прочее вынимал. И почти всегда это с рук сходило».

Отметим это «почти» и вспомним чуть позже. Потому что иначе можно упустить из виду другое «увлечение» Ваньки. Очень ему нравилось проникать тайком в богатые московские дома. Тут с кондачка да с налета не выйдет, тут прежде хорошенько подумать надо, обстановку изучить, сообразить кто за кем из шайки пойдет и что конкретно делать будет.

Первым делом из этого «разряда» стало ограбление императорского Анненгофского дворца, вернее, придворного доктора Евлуха, проживавшего в одном из флигелей. Получилось — загляденье! Ватажники, нисколько не таясь, квартиру чуть не подчистую вымели. А чего таиться, коли прознал Ванька, что доктор глух как тетерев, а прислуга его пьет без просыпу?

Через неделю наведались разбойнички «в гости» к придворному же закройщику Рексу. Увязали в одеяла вещи, покидали узлы в телегу и — не выдай, родимая! Да только переусердствовали, лошадь нахлестывая. Шарахнулась та в сторону посреди брода, телега и завязла. Другой бы схватил, что полегче, и удрал, но Иван Осипов был не таков. Знал он, что неподалеку находится дом одного московского генерала, а при нем — конюшня. Через полчаса ватажники вели под уздцы двух свежих лошадей. Но уж светало, а с рассветом столько солдат да стражников на улицы высыпает — откуда берутся! Тогда Ванька вскочил на коня и дунул к своей знакомой — заводской девке Авдотье. Разбудил ее, посадил перед собой и понесся обратно. Из узлов, что на телеге были, выудил платье и заставил Авдотью переодеться в барское.

— Голоси, дура!

Девка и заголосила:

— Ох, ироды. Куда смотрели? Запорю!

Так разорялась, что на берегу стала собираться толпа, даже рота гвардейцев, что к плацу двигалась, и та остановилась: больно командиру вся эта кутерьма занятной показалась.

Тем временем разбойники с покаянным видом опростоволосившихся слуг распрягли телегу, завели лошадей… Защелкал кнут, но телега оставалась на месте. Тогда Ванька подмигнул Авдотье, та улыбнулась гвардейскому командиру, тот, в свою очередь, грозно осмотрел свое воинство. Через минуту солдаты облепили повозку, охнули, крякнули и на руках внесли ее на берег.

Так дело и сладилось. Ванька потом Авдотью отблагодарил. Вручил бархатную шкатулку с золотом и бриллиантами. А когда несколько лет спустя Авдотья, успевшая побывать у Ваньки в полюбовницах, надумала выйти замуж за лейб-гвардии конного полка рейтара Нелидова, возмужавший Ванька вручил ей триста рублей, смятые в комок, сказав при