Искатель, 2004 №6 - Андрей Левицкий Страница 10

Прав был Петр Романович Смирный по прозвищу Камчатка, лихой разбойник вышел из Ваньки Осипова, ох и лихой.

Глаз за глаз

У обиженных да униженных — память долгая. Как-то прогуливался купец Филатьев по московской улице, а навстречу — Ванька. Кликнул купец слуг, те Ваньку и повязали, не смотри, что вытянулся не по годам и заматерел. Затащили на двор и приковали к коновязи. Филатьев подошел, посмотрел сначала на Ваньку, потом на слуг и отчеканил:

— Не кормить и не поить ирода. У меня не Сыскной приказ — не обязан!

— А этого?

— Этого? — переспросил купец, взглянув на мужика, тоже сидящего на цепи. — Этого пусть жена кормит, коли ей охота.

В те годы подобное самоуправство было в порядке вещей. Дворяне и купцы своей волей и собственным разумением о справедливом возмездии за провинность или преступление сами чинили суд. Мужик, сидевший рядом с Ванькой, был наказан Филатьевым за то, что спьяну подпалил амбар с товаром. К мужику приходила жена, приносила хлеба. Видя, что Ваньке совсем плохо, украдкой давала ему воды, но не успокаивала, мол, отходчив Филатьев… Нет, чтобы ободрить, дура-баба рассказывала всякие ужасы про купеческие зверства. И проговорилась как-то, что по приказу Филатьева давеча убили и бросили в колодец беглого солдата, покусившегося на хозяйское добро.

Когда сил терпеть совсем не осталось, Ванька набрал в грудь воздуха и заорал что было мочи:

— Слово и дело!

Слова то были не простые — во времена императрицы «престрашного зраку» Анны Иоанновны их доносители кричали.

Чуть погодя ворота купеческого дома содрогнулись от ударов — прикладами били, не иначе.

— Отворяй!

Двор заполнился солдатами.

— Купец государева человека убил, — продолжал надрываться в крике Ванька. — Его вяжите, а с меня кандалы снимите, нет за мной вины.

Солдаты бросились к колодцу на задах дома и вскоре достали оттуда труп солдата. Филатьева, ясно, тут же под белы рученьки — и в Тайную канцелярию на допрос.

За помощь в раскрытии столь тяжкого преступления Ваньке простили все явные и тайные грехи, отпустив на все четыре стороны. Предупредили, правда: «Впредь не попадайся».

Картинки с ярмарки

Искушать судьбу Ванька не стал. Появившись под Крымским мостом, он был встречен приветственными криками. Поведав о своих приключениях, он сообщил подельникам, что отправляется на Волгу, в Нижний Новгород, на знаменитую Макарьевскую ярмарку.

— Может, со мной кто?

Первым вызвался Камчатка, за ним и остальные дали согласие, даже вожак — тот самый бородатый мужик — и тот не возражал.

Ожидания оправдались полностью. Шайка действовала с размахом, удача во всем сопутствовала разбойникам. Грабили лавки армянских купцов и их суда-расшивы, стоящие у берега. Как-то мимоходом взяли штурмом винный завод. А раз и вовсе повеселились — с торговцем-персом. Шепнул Ванька кому следует, что тот приторговывает краденым. Барыгу задержали, даром что ночь на дворе. Осипов тут же кинулся к его палатке на ярмарке, которую сторожил приказный из русских. Как рассказал об аресте, приказчик палатку закрыл и побежал выручать хозяина. Только скрылся из глаз, Камчатка с другими ватажниками стену палатки проломили, товар вытащили и закопали в песок неподалеку. Наутро над этим местом собственный шатер раскинули, и стал Ванька, балагуря без умолку, торговать персидским товаром. Вот же выдумщик!

Вскоре, однако, вновь, как и в случае с купцом Филатьевым, не повезло Осипову. Вот оно — «почти» из письма Ваньки в Сыскной приказ.

Не слишком ловко залез Ванька в чужой карман, был схвачен за руку и жестоко бит. Если бы не крикнул спасительное: «Слово и дело» — убили бы.

Осипова поместили в тюрьму. Грозили ему пытки — нечего попусту «Слово и дело» кричать; в лучшем случае — жестокая порка. Но расписать кнутом его спину пытошным мастерам не удалось. В те годы, как было исстари заведено, власть всячески старалась сэкономить на кандальниках, а потому кормить их поручала сердобольным родственникам. Поэтому, когда у ворот появилась девушка, назвавшаяся сестрой Ивана Осипова, никто не стал выяснять, есть ли у арестанта сестра или нет и не было вовсе. В узелке девушки лежали три калача: два румяных и мягких, третий — горелый. Один калач, что попышней, стражники взяли себе, два остальных достались Ваньке. Переломив неприглядный, он достал из него отмычку. В два счета освободившись от оков и выскочив во двор, Ванька скользнул в дверь бани, тыльная стена которой выходила на улицу. Там он скинул одежду и голышом выбрался через оконце наружу. Отбежал за угол, прикрывая срам, остановился и завопил, обращаясь к редким прохожим, что его опоили и обокрали. Отзывчив народ наш — дали какую-никакую одежонку и монетку кинули на пропитание. «А теперь иди, горемычный». Ванька упрямиться не стал — пошел себе…

Рождение Каина

Вернувшись из Нижнего в Москву, шайка избавилась от награбленного, после чего вновь принялась озоровать на улицах первопрестольной.

Мало-помалу Ванька стал тяготиться дисциплиной, которую твердой рукой насаждал в шайке бородатый вожак. Осипов попытался было отобрать у него атаманство, да неудачно. Ванька ушел под начало другого вожака, но и там был тот же «произвол»: он был обязан воровать не там, где хочется, а там, где указано. Выдумки же его далеко не всегда находили поддержку.

Тогда Ванька отправился в низовья Волги, а потом на Дон, где несколько лет «гулял» с беглыми крестьянами, собиравшимися «под руку» знаменитого атамана Михаила Зари. Между делом Осипов искал клады разбойников прежних времен, но нашел ли что — неведомо.

В 1741 году он вернулся в Москву. Аккурат в пору крутых государственных перемен. 3 декабря на российский престол взошла дочь Петра Великого Елизавета. В самом начале своего правления она заявила, что милостью своей отменяет смертную казнь. Весть эта тут же разнеслась по необъятной империи и очень обрадовала Ваньку.

Положение у него было аховое. За время его отсутствия в Москве многие подельники были арестованы и сосланы, а те, что оставались на свободе, не спешили принимать Осипова под свое «крыло». И поразмыслив, Ванька сделал то, чего никак нельзя было ожидать от «честного вора».

27 декабря 1741 года в Сыскной приказ поступило письмо, в котором Иван Осипов предлагал властям свое содействие в поимке преступников, коих развелось в городе не считано.

Глава Сыскного приказа князь Кропоткин, страшась принять опрометчивое решение, обратился по инстанции к всесильному начальнику Тайной канцелярии Степану Ивановичу Шешковскому, и тот