Крестные матери - Камилл Обре Страница 13

Мысль о том, чтобы вернуться в Нью-Йорк, но продолжать жить отдельно от родителей, очень подходила революционно настроенной Петрине. Ей казалось, что это очень современно. Именно поэтому мать была уверена, что Петрина каким-то образом устроила все это специально.

«Что ты наговорила учителям? – спрашивала Тесса с подозрением. – Ты им наверняка сказала, что мы – бедняки, несмотря на то что твой отец богаче всех в округе?»

«Нет, мама, конечно же нет! Они просто хотят, чтобы их самые умные студенты поступали в колледж».

«Умные, – пробурчала мать. – Возможно, однажды ты и вправду поумнеешь».

И действительно, Петрина чувствовала, что в колледже она очень поумнела – у нее открылись глаза на другую жизнь. Девушки, что ее окружали, пользовались большей свободой, они могли вести себя беззаботно и наслаждаться жизнью. Музыка, искусство, танец, история, литература, иностранные языки были для Петрины ключами от рая. Она почувствовала, что может отправиться куда хочет; быть тем, кем пожелает; оставить прошлое позади и избежать ограниченной судьбы, которую готовила для нее мать. Особенно ее манил мир искусства с музеями и галереями, полными красоты и мудрости. Другие люди тоже относились к Петрине так, будто ее ждет блестящее будущее.

Думая обо всем этом, Петрина открыла сумочку, достала диплом и пробежала пальцами по своему имени и ученой степени.

– Magna cum laude[5], – прошептала она.

Она даже не пыталась показать диплом родителям, а они ее об этом так и не попросили. Она размышляла, что же делать с дипломом: возможно, стоило поместить его в рамку и повесить на стену, как делают доктора? Но безопаснее ей показалось спрятать его в гардеробе в небольшом выдвижном ящике, который запирался на ключ. Так что она положила туда диплом, заперла ящик, а ключ на цепочке спрятала в комоде с бельем, между лучшими шелковыми комплектами и ночными рубашками.

– Мама и папа думают, что я просто лягу в свою кроватку и снова стану их маленькой девочкой, пока они не выдадут меня замуж, – проворчала Петрина, выключая свет.

Облокотившись на подоконник, она смотрела на луну, виднеющуюся над верхушками деревьев. Ричард сейчас наверняка в небольшом городке Рай в штате Нью-Йорк танцует в загородном клубе под той же самой луной. Там, в пригороде Нью-Йорка, она играла в теннис с ним и его друзьями. Потом они ели замечательно вкусные хот-доги в популярном киоске в городке Мамаронек, где любили останавливаться яхтсмены, когда проголодаются. Ей очень нравились эти красивые, безмятежные городки вдоль пролива Лонг-Айленд-Саунд в округе Уэстчестер. Даже пляжи там были спокойнее, менее людные.

– Еще одна неделя, – прошептала она листьям, шелестящим на деревьях, – и у меня будет свой собственный дом, своя собственная жизнь, и никто из этого дома больше никогда не сможет мной помыкать.

Глава 5

ФИЛОМЕНА

Капуя, Италия, 1935–1943 годы

К тому времени, как Филомене почти исполнилось семнадцать, она перестала молиться. Она все еще верила в «тот свет» – райские кущи за голубыми небесами, ярким солнцем и звездами, где живут Бог, святые и ангелы, но она перестала верить в то, что бедные, скромные и честные люди когда-нибудь к ним присоединятся.

С четырех утра и до одиннадцати вечера ее заставляли выполнять изматывающую, грязную работу, она носила тяжелые корзины с полей и ферм, затем мыла кухню, и – будто этого было мало – любой, кто имел право ей приказать, еще и бил ее за мельчайшие провинности, а кормили девушку тем, чем брезговали даже свиньи. По воскресеньям она прислуживала синьору и синьоре и их пятерым избалованным детям, которые в свободное время любили давить своих слуг, будто спелый виноград.

Филомена больше не задумывалась о том, где ее родители и братья с сестрами. Ей стало очевидно, что они не стремятся ее вернуть. Когда ей исполнилось двенадцать, она написала им прочувствованное письмо, спрашивая, сколько времени ей еще придется находиться в этом доме и выплачивать папины долги, но письмо вернулось обратно. В короткой записке от соседа говорилось, что семья Филомены уехала на север, чтобы начать новую жизнь. Так что теперь она даже не сможет их найти.

Но почему? Что она такого сделала, будучи еще ребенком, чтобы ее возненавидели собственные родители? Да так, что больше не хотели никогда видеть?

Затем однажды другая служанка, Розамария, все ей наконец объяснила.

– Твои родители просто продали тебя, как мои родители продали меня. Мы никогда не сможем вернуться домой. Это не из-за того, что ты что-то сделала или не сделала, хорошая ты девочка или плохая. Им пришлось продать тебя, чтобы оплатить долг. Неважно, как упорно мы будем трудиться – никто никогда не вернется за нами. Такова жизнь, каждый платит кому-то дань. И мы с тобой оказались этой платой.

Филомена поверила, что Розамария сказала правду, потому что во время первой ужасной недели в этом доме, когда Филомена плакала каждую ночь до полного изнеможения и только потом засыпала, Розамария спасла ее. Однажды ночью Розамария прокралась со свечой на кухню, в ночной рубашке, похожая на призрака. Когда Филомена увидела, что к ней с огоньком света в руке движется фигура, одетая в белое, она подумала, что наконец Мадонна явилась за ней и сейчас унесет на небеса. Филомена с мольбой протянула к видению руку.

Но потом, разобравшись, что это всего лишь Розамария, Филомена бросилась к ее ногам и разразилась истерическими рыданиями, умоляя взять кухонный нож и убить ее, чтобы она умерла и смогла вознестись к Богу на небеса.

– Тише, дурочка! – шикнула на нее Розамария и быстро прижала девочку к тощей груди, чтобы приглушить рыдания. – Глупышка. Ты напоминаешь меня, когда я только появилась тут. Но посмотри на меня сейчас. Никто не заставит меня плакать! Да, я была такой же, как ты. Даже внешне была на тебя похожа. Мы же с тобой кузины. Они тебе не сказали? А теперь тише, тише.

– Ты моя двоюродная сестра? – шепотом спросила Филомена. – Но откуда ты родом?

– Тропея, – ответила Розамария.

– Тропея? А где это?

Розамария выставила вперед одну ногу.

– Италия имеет форму сапога, – сказала она и провела рукой по голени, остановившись на лодыжке, – и Тропея – будто застежка на ботинке, вот тут, возле прекрасного синего моря. Ты разве не слышала о луке из Тропеи? Нет? Он красный и сладкий, у нас