Океанский пляж - Анатолий Исаевич Милявский Страница 8

дождь, а снег, словно это был разгар зимы. Каких-нибудь десять минут, и уже сплошная стена свистящих хлопьев неслась им навстречу. Это был не обычный знакомый мягкий снег, к которому Иван привык на родине. Плотный, почти твердый, словно пропитанный океанской солью, он больно ударял в лицо, и оно горело, как от пощечин. «Снежные заряды», — вспомнил Бойко. И вправду, хлопья летели навстречу, будто пущенные очередью из гигантского многоствольного автомата. Ветер крепчал с каждой минутой.

И сразу все пропало: небо, море, сопки. Только белая круговерть, свист.

Они сделали несколько шагов и остановились.

— Попали в переплет, Ваня, что делать будем? — Исхаков приблизил свое лицо почти вплотную. Он был похож на привидение в облепленной снегом плащ-палатке. Брови и ресницы успели заиндеветь. Голос звучал нарочито весело, но в черных, влажно блестящих глазах Бойко увидел тревогу.

— Укрыться негде, нужно идти, — ответил хрипло Иван.

Ему стало не по себе. Укрыться и вправду было негде. Он представил длинную пустынную кромку пляжа. Пять километров от домика. Не меньше пяти…

Словно угадав его мысли, Исхаков бодро сказал:

— Я тоже думаю, надо идти, Ваня. Ничего, долго эта заваруха не удержится.

Бойко улыбнулся: у Исхакова получилось не «заваруха», а «заварюха».

Они пошли вперед гуськом, впереди Исхаков, за ним Бойко. Прошло пятнадцать минут, полчаса, а пурга и не думала униматься. Казалось даже, что ветер усилился и снег стал гуще. Ноги уже стали увязать. Стоило остановиться, как вокруг них зловеще наметало маленькие сугробы.

Уже дважды они сигналили ракетами, но даже сами не увидели их полета — шипя, те растворялись в белом мраке.

И откуда она взялась, эта пурга, ведь еще не кончился сентябрь?

Друзья попробовали идти ближе к океану, где снег слизывали волны, однако шел прилив, и шальной вал едва не сбил их с ног. Метнулись вправо, ближе к сопкам, но здесь пурга глушила грохот наката, и они начали кружить, теряя направление. Промокшие плащ-палатки задубели и взялись ледяной коркой. А снег все валил и валил.

И вдруг Исхаков упал. Иван нагнулся к нему, но Рашид уже подымался сам — странная снежная гора, — сначала на четвереньки, потом во весь рост, как боксер, сбитый в нокдаун.

— Совсем идти нельзя, — слова с трудом выходили из его заиндевевшего рта, — какой снег бешеный.

— Рашид, я пойду впереди, — Бойко придержал его за плечи, решительно выдвинулся навстречу ветру. Тот ударил в лицо горстями жгучих холодных оплеух. Теперь Иван почувствовал, как трудно было Рашиду. Колючая стена ветра упиралась в грудь, стремясь опрокинуть навзничь, ноги вязли. В паузах между завываниями ветра он слышал за спиной тяжелое дыхание Рашида.

Через несколько минут Исхаков упал снова. Он вскрикнул, и Бойко, обернувшись, увидел, что товарищ лежит на снегу, словно не спешит подняться. «Вставай, Рашид», — хотел сказать он, нагибаясь, но осекся, увидев бледное лицо Исхакова, перекошенное болью.

— Вот черт, — услышал он хриплый шепот Рашида, — с ногой что-то, Ваня. Камень проклятый…

— Где больно? Здесь? — присев на корточки, Бойко осторожно потянул ногу Исхакова в залепленном снегом сапоге. Рашид глухо охнул, и Иван невольно отдернул руку. Если уж терпеливый Исхаков так застонал, значит, с ногой что-то серьезное.

— Вывихнул, наверное, — сказал Бойко первое, что пришло в голову, — ничего, это пройдет. Это сразу больно… Давай руку, помогу.

Исхаков сделал попытку приподняться, но сейчас же лицо его снова перекосилось от боли.

— Давай сигнал из автомата. — Рашид едва шевелил губами. — Переведи на одиночный и бей. Они по выстрелам нас найдут…

Бойко послушно вскинул автомат и дал несколько выстрелов. Они звучали глухо, как под одеялом. Он подождал. Выстрелил еще раз, теперь уже очередью. Опять подождал. Ухо ничего не уловило в привычном вое пурги. Он посмотрел на Исхакова. Тот перчаткой равномерно проводил по лицу, как снегоочиститель по стеклу кабины.

«Вот так и пропадают, — мелькнуло вдруг в голове, — засыплет».

Страх рванулся в глубине, обжег сердце. Где они? Сколько прошли? Летят белые, злобные мухи, мир сузился до размера протянутой руки. А ведь где-то есть люди, сколько людей…

Иван вдруг вспомнил твердые скулы и нахлестанное морозным ветром лицо инструктора райкома комсомола Горячкина, его заиндевевшие брови и яростно блестящие глаза. За год до призыва Бойко был в лыжном агитпоходе. Их было девять человек, и вел группу Горячкин. На полпути из райцентра в деревню Шубино их захватила метель. Среди них были две школьницы, кассирша продмага, мальчишка-киномеханик. Сначала никто не принял происшествие всерьез, шутили, озорно что-то выкрикивали, радуясь неожиданному приключению. Но когда метель завертела по-настоящему, цепочка сломалась, сбилась в кучу. Кто-то предложил вернуться, кто-то начал причитать вслух. Белая круговерть ревела в открытом поле, и даже Ивану, который был крепче и старше других, стало не по себе.

Горячкин не дал им испугаться. Он стал смеяться, указывая на киномеханика, у которого из-под башлыка уныло торчал остренький сизый носик с прозрачной каплей, словно на кончике пипетки. «До деревни два километра, ерунда, у меня компас, метель уже утихает — послушайте, как следует». Он выстроил их снова в цепочку, велел держаться друг от друга на расстоянии вытянутой руки, сам пошел впереди. Бойко шел следом, видел сквозь летящий снег его твердую спину в полушубке, и твердость и надежность этой спины передавалась ему.

Они дошли до деревни и, уже сидя в тепле, со смехом вспоминали свои недавние страхи. «У вас вправду был компас?» — спросил Бойко, который так и не видел, чтобы Горячкин доставал его. «Был, только неисправный. Главное было двигаться и не паниковать», — ответил тот рассеянно, слушая приемник. Горячкин был его одногодок, наверное, сейчас тоже где-нибудь служит.

…Их, конечно, вышли искать. У них Пират. Хорошая собака. Отлично берет след. Их найдут. Но если ждать, их попросту засыплет, замерзнут.

«Нужно идти, — просто и звонко сработало в мозгу, словно щелкнула пружина. — Нужно идти, идти, идти…»

— Вставай, Рашид, — он наклонился к Исхакову, стараясь говорить уверенно и спокойно, — давай попробуем потихоньку. Обопрешься на меня. Надо идти, замерзнем. Слышишь, Рашид?

Исхаков с трудом разлепил побелевшие губы.

— Не могу… Не дойти мне, Ваня. Ногу я, кажется, сломал. Ты не думай, ты иди…

Бойко стало не по себе от его широко раскрытых глаз.

— Брось травить, — крикнул он, — вместе дойдем, слышишь?

Он выпрямился и прислушался. Нет, ничего не было слышно, кроме однообразного свиста ветра. Они были одни. Теперь ему принимать решение, он — старший.

«Ни палки не найти, ни черта. Эх, надо же такому случиться… Ну и местечко! Залезть бы в какую-нибудь нору, переждать. Да где ее