Птенчик - Кэтрин Чиджи Страница 9

— Эми? — шепнула я.

Ни звука.

— Эми!

Призрачным пальцем я коснулась ее призрачной спины.

— Что? — спросила Эми сердито.

— Спишь?

— Угу.

Что-то щелкнуло — это остывала железная крыша.

— Эми?

Недовольный вздох.

— Я что-то сделала не так?

Эми опять вздохнула, повернулась ко мне, но лица в темноте было не разглядеть.

— Стыдно смотреть, как ты подлизываешься к миссис Прайс, — сказала она.

— Что? Я не подлизываюсь!

— Ну, со стороны виднее...

— Как же я подлизываюсь?

— Ну, на машине с ней разъезжаешь.

— Я не напрашивалась, она сама предложила.

— Именно! Ты теперь ее птенчик. Была Мелисса, стала ты. — В голосе ее звенел металл — такого прежде никогда не бывало.

— Да ну!

— Помнишь, что было месяц назад? В начале учебного года ее птенчиком была Паула, потом что-то изменилось и стала Мелисса. Теперь твоя очередь.

Все это я помнила. Никто не знал, в чем провинилась Паула, просто миссис Прайс больше не просила ее вытряхнуть стружки из точилки, застелить газетами лабораторные столы, достать из шкафчика с канцелярией новую коробку мела. Паула делала вид, что ей все равно, но мы-то замечали, каким взглядом она смотрит, когда ее работу выполняют другие — Мелисса и новые птенчики. Избранных всегда было трое-четверо, обычно хорошенькие девчонки, красивые мальчишки, у которых друзей и так полно, кому успеха и без того хватает. Впрочем, иногда она приближала к себе кого-нибудь из ребят-изгоев — и дела у него сразу шли в гору. Да вот совсем недавно это случилось с Линн после того, как ее отец передал для лабораторной работы коровьи глаза. Сначала миссис Прайс поручила ей выбить тряпки, потом — закрыть окна и подмести пол, затем — привести в порядок шкафчик для уроков труда, где лежал всякий хлам: сломанные ножницы, высохшие тюбики клея, обрезки чертежной бумаги. Девчонки стали подсаживаться к Линн на большой перемене, расписывать сердечками ее пенал, а Мелисса даже нарисовала ей лошадь — в этом она была мастер, все мы думали, что когда-нибудь она станет знаменитой художницей. А потом миссис Прайс выбрала себе нового птенчика, и все мы перестали обращать внимание на Линн, а та приклеила картинку с лошадью к крышке парты да так и оставила на память.

— Ты с ней даже говоришь не своим голосом, — продолжала Эми. — Пищишь, как мышь.

— Она мне нравится, — постаралась защититься я. — Что тут такого?

— Да, но у тебя голос делается как у пятилетней. — У Эми вырвался недобрый смешок.

— Может, тебе завидно?

— Ха!

— А вот и завидно!

— Да ну тебя! Тряпки выбивать, тоже мне удовольствие! Мне за тебя стыдно!

— Завидно, завидно!

— Замолчи!

— Сама замолчи!

— Девочки! — Миссис Фан постучала в стену. — Хватит болтать. Спать пора.

С утра мы пришли в церковь, а миссис Прайс уже была там — какой-то юноша придерживал тяжелую стеклянную дверь, пропуская ее: “Только после вас. Проходите, прошу”. Она вплыла в церковь, слегка задев юношу, тихонько извинилась, а он широко улыбнулся ей вслед.

— Можно нам сесть с ней рядом, мама? — прошептала Эми. — Можно?

Но семья Фан села на свои обычные места, а миссис Прайс пристроилась по другую сторону прохода, рядом с семейством Камински. Миссис Камински ей кивнула и, должно быть, похвалила ее шелковый шарф, потому что миссис Прайс сняла его и приложила к щеке миссис Камински, а та блаженно прикрыла глаза. Так чувствовали себя все мы рядом с миссис Прайс — и взрослые, и дети. Блаженствовали, прикрыв глаза.

К причастию Эми не пошла: когда весь наш ряд поднялся с мест и мы двинулись к проходу, она осталась сидеть на скамье, скрестив руки. Миссис Фан подтолкнула ее под локоть, но Эми тряхнула головой. Наверное, потому что согрешила, подумала я. Наговорила мне ночью всяких ужасов и теперь пребывает во грехе, а не в благодати, и ей совестно. Миссис Фан глянула на нее сердито и кивком указала на отца Линча.

— Я съела кусочек хлеба, — буркнула Эми. — Как раз перед уходом.

Перед причастием нужно хотя бы час голодать. Нельзя, чтобы рядом с телом Христовым в желудке бултыхались кукурузные хлопья и бекон.

Но я знала, что Эми врет.

Глава 5

Утром в следующую пятницу миссис Прайс понадобился проектор, и Мелисса вскочила.

— Дайте подумать. — Миссис Прайс поводила в воздухе пальцем, не замечая других ребят, не замечая Мелиссы, и наконец остановилась на мне. — Джастина, достанешь проектор?

— Я же говорила, — шепнула Эми, а Мелисса, когда садилась, обожгла нас сердитым взглядом.

Проектор на колесиках стоял в канцелярском шкафу, и я выкатила его на середину класса, включила, направила свет на экран.

— Отлично. Спасибо, Джастина, — улыбнулась миссис Прайс, а я ощутила сладостную щекотку — может быть, я у нее и впрямь теперь в любимчиках?

Мы изучали аборигенов, слушали, какой была Австралия до прихода белых, потому что важно знать о тех, кто на нас не похож. Миссис Прайс была в белой крестьянской блузе, перехваченной бисерным поясом с бахромой на концах. Стоило ей опустить взгляд или моргнуть, веки ее, подкрашенные тенями, вспыхивали, словно серебряные рыбки, — мне до сих пор это снится, — и она была Дебби Харри, она была Оливия Ньютон-Джон, Агнета из “Аббы”. Она показала слайд с Австралией и начала чертить на нем красным маркером перемещения аборигенов. Это люди каменного века, объясняла она, одни из самых примитивных на Земле, они не строили поселений, ничего не выращивали, не разводили скот — кочевали с места на место в поисках пищи и крова. Носили с собой лишь самое необходимое, и настоящих домов у них не было, только стоянки. Представьте, говорила она, что вы спите в дупле или в шалаше из коры, да и то если повезет. Когда она рассказывала, тень ее руки ложилась на карту, словно тень грозовой тучи над бескрайней пустыней. Мы записывали, то и дело замазывая ошибки штрих-корректором, но все равно они просвечивали сквозь белое. Представьте, что у вас нет ни мягкой постели, продолжала миссис Прайс, ни телевизора, ни книг, ни игрушек, ни обуви. Только одежда из шкур, а то и вовсе никакой одежды. Ваши отцы ходят за сотни миль обменивать каменные топоры, бумеранги, охру, перламутр. Вы мажетесь грязью, чтобы не кусали москиты, едите змей, ящериц, толстых белых личинок.

Весь класс уже давился от смеха, сморщив носы.

— Спорим, Эми ест всяких гадов ползучих, — сказал Карл.

Мелисса прыснула, и я подхватила.

— Хватит, Карл, — осадила его миссис Прайс.

— Курьи лапки, осьминогов, тухлые яйца... — не унимался Карл.

— Все, спасибо, Карл. (Но не почудилась ли мне на ее губах тень улыбки?)

Когда я украдкой взглянула на Эми, она сидела с каменным лицом. Делая вид, что записывает рассказ миссис Прайс про аборигенов, она рисовала в тетради змею с раздвоенным языком, таким длинным, что он вылез за край страницы.

На следующем слайде была изображена девочка по имени Миллинги. Миссис Прайс читала нам книгу о ней, и мы знали, что мать у Миллинги умерла, а отец, вождь племени, взял двух новых жен, но одна из них не могла иметь детей