У смерти твоё имя - Диана Аркадная Страница 8

– Валера, ты там нужен. Кое-что прояснилось, сходи, пожалуйста, проверь. Я сам закончу.

Тот смотрит в ответ без удивления, но происходит короткая заминка, прежде чем он поднимается, из чего Сабина делает вывод, что просьба Гаврилова застала второго следователя врасплох. Ей становится еще более тревожно.

Когда дверь за Лихачевым закрывается, Гаврилов словно забывает, что должен продолжать допрос, откладывает телефон на стол и молча ее рассматривает.

Сабина решает первой нарушить повисшую тишину:

– Давно не виделись.

Ей хочется сказать это отстраненно, словно и не вспоминала о нем все эти годы, но получается как-то расстроенно.

Мужчина приподнимает брови, но отвечает:

– Хотелось бы не видеться и впредь. Тем более при таких обстоятельствах.

– Забавно, что вы сменили сферу деятельности на работу в Следственном комитете. Никогда бы не подумала.

– Как психолог я явно оказался несостоятелен. – Гаврилов смотрит в упор, и в голосе его звучит неясный вызов.

– Звучит так, как будто вы ставите это мне в вину. – Злость внутри Сабины поднимается пенной волной, ей все труднее сохранять ровный тон.

Горечь во рту не дает сглотнуть. Она чувствует, как начинает першить в горле, и тянется за стаканом чая, который ей ранее предложил Лихачев.

Атмосфера в комнате неуловимо меняется.

Воспоминание о собственном имени, старательно выведенном на измученном мертвом теле, вызывает у Сабины тянущее чувство в животе. Ее терзает осознание, что убийство Маши – дело рук не человека, ведомого обыденными страстями, не случайного сумасшедшего, а кого-то более опасного.

Она молчит и выжидающе смотрит на следователя. Он разглядывает ее с какой-то усталостью, словно одно ее присутствие лишает его жизненных сил, и тоже какое-то время сохраняет молчание. Потом, будто сам с собой, начинает рассуждать, оставив в стороне всякие формальности:

– Звонок от тебя поступил в двенадцать сорок пять ночи. Ты утверждаешь, что позвонила практически сразу, как нашла тело. Допустим. Мы с командой были на месте еще через тридцать пять минут, и криминалист сразу приступил к осмотру. Только что мне доложили, что предварительно смерть наступила в период с двенадцати двадцати до двенадцати пятидесяти. – Мужчина демонстративно приподнимает телефон и кладет обратно. – И что же получается: ты, по твоей версии, возвращаешься на рабочее место, когда потерпевшая еще могла быть живой или только-только была убита.

Девушка, конечно же, не удивлена словам следователя.

Она все сделала правильно, нет смысла теперь жалеть об этом. Оставь Сабина все как есть – ее имя на теле мертвой Маши, то следствие могло погнушаться тщательным расследованием и сделать подозреваемой ее саму, посчитав надпись чем-то вроде подписи убийцы. Мысль о том, что она, возможно, навсегда была бы избавлена от возможности увидеться с матерью, произойди все по худшему для нее сценарию событий, вызывает противоречивые чувства.

Сперва ей в голову приходила идея о том, что настоящий убийца пытался ее подставить: тело знакомой Сабины, оставленное у ее же рабочего места и с именной подписью. Однако, хорошенько обдумав все, девушка пришла к иному выводу: если бы ее действительно хотели подставить, то имя вырезали бы так же, как и остальные слова. В этом случае ей пришлось бы непросто в попытках это скрыть, и скорее всего, при экспертизе тела все легко было бы выявлено, подставив ее под еще больший удар.

Нет, кто-то оставил своего рода послание, адресованное ей, – она все больше была в этом уверена. Но как неизвестный это провернул? Сабина всю голову сломала, пока приходилось оставаться рядом с трупом в ожидании приезда следственной группы. Это был довольно неприятный опыт, омраченный напряженным ожиданием того, что убийца все еще остается рядом. Оператор горячей линии сказал ей куда-то выйти или запереться в одной из свободных палат, пока едут оперативники, но она не стала этого делать. Было важно побыть с Машей, хоть от нее осталась только мертвая обезображенная плоть, не оставлять ее одну. Пусть при жизни у них и не было теплых отношений, но Сабина чувствовала себя причастной к ее убийству.

Она действительно пыталась найти разгадку, пока оставалась там, однако разум так и норовил увести внимание в сторону. Тело рядом с ней, запах железа и чего-то еще, чему она не могла подобрать названия, – все это подначивало, призывало назойливые образы-вспышки из далекого прошлого, будто что-то внутри прощупывало границы ее контроля, как делает это пес в доме у нового хозяина. В итоге общие предположения, до которых Сабина додумалась, не отличались ни особой прозорливостью, ни глубиной суждений и походили на переливание из пустого в порожнее.

– Какое совпадение, – вторя ее мыслям, продолжает тем временем Гаврилов и без перехода спрашивает: – В каких отношениях ты была со своей коллегой?

Сабине кажется, что они снова перенеслись на десять лет назад и сидят друг напротив друга в небольшом уютном кабинете с высокими пуфами на мягком диване и экстравагантными статуэтками на книжном стеллаже. Тогда она вначале неохотно, а затем все более свободно рассказывала этому мужчине о том, что составляло всю ее жизнь, почти ничего не скрывая. Это было удивительным опытом, когда впервые она, еще совсем ребенок, чувствовала безоговорочную поддержку и принятие со стороны другого человека, взрослого. Тем не менее ни тогда, ни, тем более, сейчас – девушка в этом не сомневается – никто не смог бы принять ее до конца, узнай он действительно все. Даже ее собственная мать предпочла отказаться от нее, за ней последовал и Александр.

Конечно же, теперь все иначе. Сабина больше не та девочка, а Гаврилов давно не ее психолог, он следователь и не станет делать скидки на то, что их когда-то связывало.

– Мы близко не общались, – осторожно отвечает она, пытаясь предугадать ход мысли собеседника, но уже предчувствуя бессмысленность этой попытки. Раньше это не составило бы особого труда, но годы в следственной практике изменили Гаврилова почти до неузнаваемости.

– Когда вы виделись в последний раз?

– Вчера за обедом. Сегодня она должна была выйти со мной на ночную смену, но так и не появилась. Я решила, что Маша могла отпроситься.

– Это частая практика?

– Нет, обычно нужно договариваться заранее.

– Ты пыталась прояснить ситуацию с ответственной за дежурства коллегой? Кто это, кстати?

– Любовь Григорьевна Полонецкая, старшая медсестра. Нет, я не хотела ее беспокоить.

– Не хотела беспокоить, – повторяет Гаврилов и откидывается на спинку кресла, сцепляя руки в замок на животе. Он смотрит на Сабину с нечитаемым выражением лица и снова будто чего-то ждет. Потом произносит: – Как ты сама видишь произошедшее? Как все