Книга Гусыни - Июнь Ли Страница 63

и директрисы элитного пансиона для девочек, хотя в первых главах было несколько интересных историй о детстве в швейцарской школе-интернате, которой руководил ее отец, о скоропалительном браке с англичанином, отправленным в Японию преподавать в сельскохозяйственном колледже, и об их путешествиях по Азии в начале 1930-х годов. Больше историку было нечего сообщить о мистере Таунсенде, кроме того, что, прожив с ним в Японии двадцать месяцев, миссис Таунсенд расторгла брак.

Столько лет спустя миссис Таунсенд наконец удалось осуществить свою мечту стать писательницей. На мгновение я подумала, не попросить ли его оставить мне книгу. Прочитав ее, я бы узнала миссис Таунсенд немного лучше – больше, чем месье Дево, Микера и встретившихся на моем пути профессионалов: издателей, журналистов, фотографов. Все они когда-то вошли в мою жизнь случайно, как будто толкнули не ту дверь и оказались на заброшенной сцене. Все они быстро исчезли.

Но если бы я попросила книгу у историка литературы, он бы попросил у меня что-нибудь взамен, поэтому я лишь просмотрела главу «Мнимый вундеркинд», которую он для меня отметил. В этой главе миссис Таунсенд писала о моем пребывании в школе. Она описывала меня как ребенка с примитивным складом ума и дикой внешностью, почти неграмотного и склонного к истерикам. Миссис Таунсенд написала, что, хотя она и воздерживается от решительных утверждений о моих достижениях, но девочка, которую она знала, пролила некий свет на слухи о том, что, в отличие от Франсуазы Саган и Мину Друэ, Аньес Моро – всего лишь мистификация. Как еще можно объяснить ее последующее исчезновение из литературного мира?

Я сказала этому человеку, что он, похоже, собрал больше материалов о моей жизни, чем имеется у меня самой. И отказалась отвечать на вопросы и подтвердить или опровергнуть его историю.

♦

Год назад мать написала мне, что Фабьенна вернулась в Сен-Реми. Она утверждала, что вышла замуж за знаменитого клоуна, который недавно умер и оставил ей немного денег. Возможно, в ее россказнях была доля правды, предполагала моя мать, поскольку нынче за ней увиваются несколько расчетливых мужчин. Без сомнения, она выйдет замуж снова.

Возможно, один из этих мужчин и был отцом ребенка, рождение которого ее убило.

Почему она вернулась в Сен-Реми, туда, где, как и во всех остальных уголках мира, никто никогда не знал нас и никогда не узнает? Тогда я не подумала написать Фабьенне, и теперь об этом жалею.

Давным-давно, когда игра в писательство была лишь затеей вроде идеи выращивать счастье, Фабьенна сказала, что мы должны писать книги вместе, чтобы люди узнали, каково быть нами. Теперь я знаю, что это единственная ошибка, которую она совершила. То, что мы написали, было о многом, но не о нас. Когда кто-то другой читал эти книги, нас там не было.

Наша реальная история далеко превосходила наши способности рассказать ее. Наше детство, наша дружба, наша любовь – все такое монументальное, такое несущественное. В мире не было места для двух таких девочек, как мы, хотя тогда я была несообразительна и не понимала, что Фабьенна, обиженная, угнетенная, даже смертельно раненная, пыталась одурачить этот мир ради себя и ради меня. Месть – это история, которая часто начинается с большего количества обещаний, чем может предложить финал.

И вот она там, в могиле в Сен-Реми, и вся боль позади. Сегодня вечером мне хотелось бы, чтобы она оказалась здесь, чтобы я могла сказать ей, что снова написала книгу, и снова с ее помощью. В глубине души я верю: где-то там она смеется и говорит: «Ты все такая же глупая гусыня. Ты мечтательница, Аньес».

Но она ошибается на мой счет точно так же, как мир ошибался на наш с ней счет. Если мои гуси мечтают, то лишь им одним известно, что миру никогда не будет позволено даже на мгновение заглянуть в эти мечты; им одним известно, что мир не имеет права их судить. Я живу как мои гуси.

Я на время отвлеклась от этой жизни, чтобы написать историю о мнимом вундеркинде, – настоящую историю Фабьенны и Аньес, такую же настоящую, как наша встреча в тот день, когда мы были на кладбище: желали, но были не в силах убить друг друга; желали, но были не в силах спасти друг друга.

Благодарности

Моя глубочайшая благодарность Фонду Гуггенхайма, премиям Уиндхэма – Кэмпбелла и Американской академии искусств и литературы за то, что так щедро поддерживали меня, когда я писала этот роман.

Сара Чалфант: ваша ясность ума и стойкость служат мне опорой. Жаклин Ко, Чарльз Бакен и другие сотрудники агентства Wylie: спасибо за необыкновенную заботу обо мне и моем творчестве.

Митци Энджел: ваше редакторское видение – это восторг, наслаждение и спасение. Молли Уоллс, На Ким, Лорен Робертс и вся команда FSG; Кишани Видьяратна и вся команда Fourth Estate: спасибо за все, что вы сделали, чтобы эта книга увидела свет.

Эдмунд Уайт, Руперт моей Эглантины: какими были бы последние два года без нашего пятичасового клуба любителей книг и смеха?

Мона Симпсон, LMWM – в жизни писателя нет более глубокой правды, чем эта, и спасибо вам за то, что являетесь ее частью вместе со мной.

Элизабет Маккракен: спасибо за гусей и гусят, яйца по-шотландски и пироги со свининой; спасибо за любовь выразимую и невыразимую, проявленную в действительности и в воображении.

Бриджид Хьюз: спасибо за бархатцы, за репу и за милые беседы.

Примечания

1

Во французском языке земляным яблоком (pomme de terre) называют картофель. – Здесь и далее примечания переводчика.

2

Деловая поездка (фр.).

3

Невозмутимость и уверенность в себе (фр.).

4

Дорогая (фр.).

5

«Рассказы, собранные Морисом Дево» (фр.).

6

Привет. Как ты? Ей-богу, ты прелесть. Дым попадает тебе в глаза, детка (англ.).

7

Дай мне одну «Лаки страйк»! (искаж. англ.)

8

Мой дорогой (фр.).

9

До свидания, Париж (фр.).

10

Северный вокзал (фр.).

11

Вздор (англ.).

12

Тоска по родине (фр.).

13

Дельта Калифорнии – обширная область Северной Калифорнии, пронизанная множеством водных путей.

14

Здравствуй (фр.).

15

Как