Птенчик - Кэтрин Чиджи Страница 6

непутевого, говорил, что из нас двоих он здесь взрослый, а я ребенок, а не наоборот, обещал взять себя в руки, наладить жизнь — ну а что остается, что? А наутро принимал душ, брился, выпивал две чашки кофе и шел в лавку и со стороны казался почти прежним.

Миссис Прайс смотрела вокруг, заглядывала в ящики шкафов, гладила по волосам фарфоровую куклу, открывала и закрывала ей стеклянные глаза. Еще один посетитель — ровесник отца, в темно-синем костюме, с огромными часами на руке — подкрался к ней бочком и сказал:

— Вкус у вас, я вижу, отменный. Как по-вашему, стоит спустить шестьсот баксов на эту штуковину? — Он махнул в сторону оленьей головы на стене.

— Для себя? — спросила миссис Прайс.

— Да, — ответил посетитель. — В столовую. Сгодится, чтоб разговор завязать, понимаете?

— Гм... — Миссис Прайс погладила пыльный олений мех, словно пытаясь оценить качество. — Смотря какой разговор.

— Ну, скажем: “Может, выпьем со мной?” — Он пожирал ее взглядом: губы, ноги, грудь.

Миссис Прайс засмеялась:

— Странный вопрос, если человек уже у вас в столовой.

— А вы с юмором, — отозвался ее собеседник. — Люблю таких.

— Между нами говоря, — шепнула она, — по-моему, это почти даром.

— Вот как? То есть да, для меня шесть сотен — не деньги, но я хотел цену сбить. Гляньте-ка, совсем выцвел, — он указал на ценник, — видать, сто лет висит.

— Наверное, спрос на оленей здесь невелик.

— Триста пятьдесят от силы, — продолжал он. — Может, это наглость, но мне плевать, охотничий азарт одолел.

— Ну вы и дерзкий! — сказала миссис Прайс.

— Да, я такой. — Ухмыляясь, он достал из бумажника визитку. — Зайдете ко мне? Вместе оленя повесим.

— Не знаю. Спрошу у мужа. — Она отвернулась и посмотрела на меня, сделав большие глаза.

— Эй, минутку. — Рука с аляповатыми часами потянулась к локтю миссис Прайс. — Про мужа вы не говорили.

— Говорила. Сейчас говорю.

— Нет, с самого начала.

Миссис Прайс высвободилась.

Он сказал, чуть подумав:

— Муж не шкаф, подвинется.

Миссис Прайс засмеялась, но на этот раз по-другому.

— Долгих счастливых лет вам с оленем.

Глаза ее собеседника превратились в щелки.

— Знаете что, — прошипел он, — стервы вроде вас весь женский род позорят.

И был таков.

— Все в порядке? — Я подлетела к миссис Прайс.

— В полном, — заверила она. — Спасибо тебе, солнышко. Спасибо, что обо мне печешься.

— Как он посмел вас так назвать!

— Показал свое истинное лицо. Все они показывают, так или иначе.

— Кто?

— Мужчины, лапочка.

— А-а.

Ей, как видно, не впервой отбиваться от приставаний. Но ведь ей весело было его дразнить, разве нет?

— Столько здесь всего, глаза разбегаются от красоты! — Миссис Прайс открыла дамский чемодан начала века, провела пальцами по бутылочкам с серебряными крышками, по лазурной шелковой подкладке.

— Там есть потайное отделение, — пояснила я. — Вот, видите, здесь кнопочка — нажимаете, и... — Крышка с зеркалом откинулась, а под ней оказалось узенькое углубление.

— Для денег? — спросила миссис Прайс.

— Или для любовных писем.

Женщина с пастушкой приговаривала, заворачивая статуэтку в наволочку:

— Нет-нет, вы тут ни при чем, как же мы сами не сообразили, — а отец отвечал:

— Если найдется у вас что-нибудь еще...

Выходя из лавки, женщина задержалась возле похожей фигурки — молочницы, только целой. Перевернула ее в поисках цены, застыла на миг. И бережно поставила обратно.

— Привет, родная. — Отец поцеловал меня в лоб. — Кто это?

— Миссис Прайс, — ответила я. — Она меня подвезла.

— А-а, та самая миссис Прайс! — Он протянул руку. — Что-нибудь случилось? — На его лице отразилась тревога.

— Все хорошо, — заверила миссис Прайс. — Джастина устала немного. И, пожалуйста, зовите меня Анджела.

— Нил.

Пальцы у отца были черные от полироля для серебра — впрочем, как всегда. Даже сейчас, спустя многие годы после того, как лавку продали, чернота эта, въевшаяся в кожу, никуда не делась.

Мне стало неловко, но миссис Прайс, похоже, не обратила внимания. Когда взгляд отца скользнул по ней сверху вниз, она томно улыбнулась. Воздух вокруг нее был будто наэлектризован. Что-то происходило, но меня это не касалось.

— Спасибо, что подвезли ее, — поблагодарил отец.

— Всегда пожалуйста. — Она тронула одну из хрустальных подвесок викторианской вазы, и остальные подвески отозвались тихим звоном. — У моей бабушки была пара таких. Подрагивали при малейшем движении, бабушка их называла сейсмометрами.

— Система раннего оповещения? — улыбнулся отец.

— Да! — Миссис Прайс залилась смехом.

Подвеска все еще покачивалась, отбрасывая на стену радужные блики. До чего же хороша была миссис Прайс — в сандалиях на пробковой подошве, в юбке из батика, с дымчатыми очками в вырезе блузки! Она поигрывала крестиком на тонкой золотой цепочке, почти незаметной на смуглой коже.

— Очень печально было услышать про маму Джастины, — сказала она. — Про вашу жену.

Отец кивнул и вновь стал прежним, сумрачным.

— Спасибо.

Разговор исчерпал себя.

Глава 4

Мы с Эми выгуливали ее кокер-спаниеля на утесах над каменистым пляжем, туда мы ходили почти каждые выходные, чтобы Бонни набегалась вволю. Вдоль тропы росли чахлые колючие кусты, прибитые к земле жестокими ветрами, шуршали и подрагивали пушистые куртинки фенхеля. Бонни носилась в зарослях дикого льна, и продолговатые, похожие на клювики коробочки с семенами тряслись вовсю. Нам строго-настрого запрещали сходить с тропы, тем более приближаться к обрыву; он был высокий, а внизу плескалась вода с пятнами бурых водорослей. В этой части побережья еще с прежних времен сохранились орудийные площадки и сторожевые вышки — смотрели на залив в ожидании врага, который так и не пришел. Иногда мы туда забирались, чтобы побыть в странной тишине за толстыми бетонными стенами, провести пальцами вдоль ржавых стальных опор. Несколько раз мы встречали здесь миссис Прайс на пробежке, яркую, словно коралловая рыбка, в салатовых легинсах и короткой маечке, розовой, как сахарная вата. В тот день мы старались подгадать, чтобы наша прогулка совпала с ее пробежкой, и обе высматривали ее, каждой хотелось поздороваться первой.

— Расскажи еще раз, какая у нее машина, — попросила Эми.

— Сиденья черные, — начала я, — на ощупь горяченные, я ноги обожгла.

— А еще? — Эми бросила собаке старый жеваный теннисный мячик, и Бонни тут же его принесла. В вышине реяли чайки, чиркая белоснежными грудками.

— Магнитола — она нажала на кнопку, и заиграла музыка, — ответила я.

— Что за песня?

— Про “займемся сексом” и “хочу услышать твое тело”.

Эми хихикнула и вновь бросила по ветру мяч.

— А еще?

— Медальон со святым Христофором на приборной панели. И, перед тем как ехать, она глянула в зеркало и подкрасила губы. Розовой помадой, перламутровой.

— А самое главное про машину? Что ты сделала не так?

Эми уже знала — за неделю она меня заставила пересказать эту историю с десяток раз.

— Я хотела сесть не с той стороны, машина-то американская.

— А что миссис Прайс?

— Говорит: “Хочешь, чтобы меня арестовали?”

Мы посмеялись, но я тут же представила себя за рулем: дымчатые очки, на губах поблескивает помада, подпеваю певцу