Птенчик - Кэтрин Чиджи Страница 52

— И что же ты узнала? — спросила миссис Прайс.

— Узнала, что это болезнь. Что клептоманы — больные люди. Их тянет красть помимо воли, зачастую всякую мелочь.

— Значит, Эми не в чем винить, — сказала она вкрадчиво. — Она не отвечала за свои поступки, как ты не отвечаешь за приступы.

Миссис Прайс поставила машину позади нашей, занесла в дом мой рюкзак. Когда я споткнулась — руки-ноги до сих пор не слушались, — она подала мне руку.

— А знаешь, Джастина, — шепнула она мне на ухо, — в былые времена эпилептиков считали бесноватыми. Им сверлили череп, а в Викторианскую эпоху их сажали в дома для умалишенных.

Учительница до мозга костей.

Отец так и подскочил на стуле, когда миссис Прайс сказала, что у меня был приступ.

— Ты цела? Ну-ка, покажи язык. Не ушиблась?

— Всего-то шишка на голове, — ответила миссис Прайс. — Крови не было.

— Слава богу, что ты была рядом, Энджи. Доченька, пойдем, присядь.

Он отвел меня на диван, и я устроилась, положив голову ему на колени по старой привычке. Хотелось прямо так и заснуть.

— Сходим еще раз к доктору Котари, — сказал отец. — Попросим увеличить дозу или что-нибудь другое выписать. Дальше так нельзя.

— Ох и напугала она меня, — сказала миссис Прайс. — Лежит на полу, не шелохнется, я уж думала, не дышит.

На полу где? Она не уточнила, а у меня духу не хватило спросить.

— Может быть, это и с Эми тоже связано? — предположил отец. — Да? Доктор Котари говорил, сильные потрясения могут вызвать приступ.

— Может быть, — отозвалась я. Затылком я упиралась в его теплый, мягкий живот.

— Или что-то еще стряслось?

Миссис Прайс сидела в кресле напротив, глядя мне в глаза. По лицу трудно было угадать ее мысли.

— Нет, ничего, — заверила я. — День как день.

— Она белье мне гладила, — сказала миссис Прайс.

— Боже, а если бы ты обожглась? — перепугался отец. Схватил меня за руку, посмотрел, нет ли ожогов.

— Но ведь не обожглась же. Не обожглась.

— На мое счастье, ты только кухонные полотенца не успела догладить, — вставила миссис Прайс. — Блузки, юбки и прочее я вечно порчу.

Отец посмеялся, но продолжал проверять, не обожглась ли я, не ушиблась ли.

Мне вспомнилась груда неглаженого белья в корзине, рукав блузки, свисающий с гладильной доски. Или это было раньше?

— Ах да, пока не забыла... — Миссис Прайс достала бумажник и выложила на кофейный столик десятку.

— Я ведь даже не догладила, — запротестовала я.

— Ну-ну, я тебе уже почти мама, — засмеялась миссис Прайс. — Да и проживу я как-нибудь с мятыми полотенцами. Если на то пошло, не понимаю, зачем ты вообще с ними возишься!

Отец подтолкнул меня легонько:

— Что надо сказать, дружок?

— Спасибо. — Деньги я не тронула, пускай лежат себе на столике. Мамины строчки снизу на столешнице давно поблекли.

— Эх, а голос у тебя и вправду невеселый, — заметил отец. — Может, небольшой сюрприз тебя взбодрит?

Миссис Прайс сияла улыбкой, кивала.

— Мы с Энджи переговорили и решили, что нехорошо без тебя ехать в свадебное путешествие. Мы хотим тебя взять в круиз.

Я вскочила, округлив глаза.

— Папа! Ты серьезно?

— С радостью возьмем тебя с собой.

— Ух ты! В круиз? Не просто на озеро Таупо? Спасибо огромное! — Я кинулась ему на шею, чмокнула в щеку — сыграла на славу. Его смех прошил меня насквозь — отдался эхом в щеке, в горле.

— А еще мы обсуждали, как тебе называть Энджи, — продолжал отец. — Ты сама об этом думала?

— Только не мамой, — вырвалось у меня, и они переглянулись.

— Нет-нет, что ты, — отозвалась миссис Прайс. — Маму никто не заменит.

— Нет, — поддержал ее отец, — но “миссис Прайс” тоже не пойдет, так ведь? А если “тетя Анджела”?

— Нил, она почти взрослая. Можно просто Анджела. Или Энджи. Даже Эндж.

Я ответила:

— Не знаю. Как ни назови, что-то не то.

— Со временем привыкнешь, — сказал отец. — Подумай на досуге.

Но как раз этого мне совсем не хотелось — представлять ее частью нашей семьи. Воображать, что она спит у нас дома, моется у нас в душе. Может быть, у нее будет ребенок. Я видела в гостевой комнате краденое — в этом я была уверена. Почти на все сто.

— У меня для тебя тоже сюрприз, — сказала она. И достала из сумочки серебристый сверток.

— Что это? — удивился отец. — Что ты затеяла?

— Хотела ей что-нибудь подарить для круиза.

Я разорвала серебристую бумагу, и что-то скользнуло мне на колени: бикини, розовое, как сахарная вата.

— Смотри, оно с завязками по бокам, — сказала миссис Прайс.

Точь-в-точь про такое я наврала Карлу с Мелиссой. Наверняка это всего лишь совпадение и она просто-напросто угадала, чем меня порадовать, но мне казалось, она прочла мои мысли, подслушала мою ложь.

— Примерь-ка, птенчик. Посмотрим, подходит ли.

В спальне я распустила волосы, разделась и натянула бикини. Скользкая блестящая лайкра облегала мое изменившееся тело, завязки щекотали бедра. Я повернулась к зеркалу боком, оглядела себя в профиль — живот, грудь. Улыбнулась, как та девушка с рекламы тренажера, которая тренируется в купальнике. Не выпирает ли живот? Не дряблые ли у меня мышцы? Стоит ли вообще об этом думать? Я втянула живот, замерла. А из кармана брошенной школьной формы выглядывало что-то маленькое, белое, с чернильными точками вместо глаз.

Я нагнулась, подняла — и вот на ладони лежит невесомый ватный шмель, которого сделала для меня медсестра, или другой такой же, с марлевыми крылышками, перевязанными зубной нитью. И я вспомнила, как под потолком в гостевой комнате у миссис Прайс качался целый рой белых шмелей и бабочек и как я, кажется, протянула руку и схватила одного, точно с неба достала. И спрятала в карман, а остальные кружились, раскачивались. Шум в голове, белая стая. Вот оно, доказательство.

— Можно нам посмотреть? — крикнул из-за двери отец.

Спрятав шмеля обратно в карман школьной формы, я вышла к ним.

— Только взгляни! — ахнула миссис Прайс. — Правда, красотка?

Я стояла возле кофейного столика, теребя завязку на шее, она впивалась в кожу, и я не знала, как ее поправить.

— Выглядит очень по-взрослому, — сказал с ноткой сомнения отец. Он смотрел в одну точку, на мои колени.

— Как модель! Как Мисс Вселенная! — Миссис Прайс захлопала в ладоши. — Представь, что ты спускаешься по лестнице в бежевых туфлях на шпильках, проходишь перед фонтаном. Пересекаешь сцену, улыбаешься в лучах прожекторов, позируешь, а судьи выставляют оценки. Ждешь, когда внизу экрана высветится число... десять баллов, Мисс Новая Зеландия! А ну-ка, покрутись!

Я положила руку на бедро, повернулась вокруг себя — смотрю, а отец сидит, закрыв лицо руками, и его трясет.

— Простите, простите, — повторял он. — Она вылитая Бет.

Я вся покрылась гусиной кожей.

— Об этом я не подумала, — смутилась миссис Прайс. — Конечно, похожа. Конечно. — Она крепко обняла отца, сплетя пальцы, прижала его к себе. И кивком указала мне на дверь: вон отсюда.

У себя в спальне я сняла скользкое розовое бикини и оставила на полу, точно сброшенную кожу. Переоделась в старые тренировочные штаны и самую