Жизнь гейши. Мемуары самой известной гейши в мире - Минеко Ивасаки Страница 4

– Посмотрите внимательно и вынесите для себя урок. Эта глупая птица до крови клюнула нашу милую Масако. В результате ей пришел конец. Запомните. Обижать других или делать им больно – это всегда плохо. Я такого не допущу. Поняли?

Мы все сделали вид, что поняли.

На ужин и вправду была запеченная курица – бедолага Никки. Мне кусок не лез в горло.

Папа это заметил.

– Масако, ты должна простить Никки. Почти всю жизнь она была хорошей курицей. Съешь ее, чтобы Никки смогла достичь состояния Будды.

– Но у меня болит живот. Давайте вы с мамой поможете Никки стать Буддой.

И я произнесла короткую молитву.

– Хорошая мысль, – сказал папа. – Давайте все сделаем, как говорит Масако, и съедим эту курицу, чтобы она могла достичь состояния Будды.

Все помолились за птицу, принялись за еду и от души насладились, помогая Никки стать Буддой.

В другой день я, вопреки обыкновению, не сидела в одиночестве, а играла с братьями и сестрами. Вместе мы поднялись на гору за нашим домом, выкопали там большую яму, а потом собрали из кухни всю посуду – горшки, сковородки и тарелки – и бросили туда.

Всем было очень весело, и тут старший брат сказал мне: «А слабо тебе забраться вон на ту сосну?» Разумеется, я полезла наверх. Но ветка, на которой я висела, обломилась, и я упала в пруд.

Студия отца выходила окнами на этот пруд. Он услышал громкий всплеск и наверняка был очень удивлен, однако отреагировал весьма сдержанно. Папа посмотрел на меня и спокойно спросил:

– Что ты делаешь?

– Плаваю в пруду, – ответила я.

– Сейчас холодно, чтобы плавать в пруду. А если ты простудишься? Думаю, тебе лучше вылезать.

– Я вылезу через пару минут.

В этот момент прибежала мама и взяла дело в свои руки.

– Хватит шуточек! – сказала она. – Немедленно вытащи ее оттуда!

Папа неохотно достал меня из пруда и без церемоний плюхнул в ванну.

На этом все должно было бы и закончиться, но тут мама решила приготовить ужин. Она ушла на кухню и через минуту позвала папу, который принимал ванну вместе со мной.

– Дорогой, боюсь, у меня проблема. Я не смогу приготовить ужин. Как мне быть?

– О чем ты говоришь? Почему ты не можешь приготовить ужин?

– Потому что на кухне ничего нет. Вся посуда куда-то делась.

Я услышала их разговор и подумала, что неплохо было бы предупредить братьев и сестер о том, что мама заметила пропажу. Однако стоило мне сделать пару шагов по направлению к двери, как папа схватил меня за воротник. Он держал меня очень крепко, пока остальные дети не вернулись домой (лучше бы им было вовсе не возвращаться). Всех ждало обычное наказание: папа выстроил детей в ряд, чтобы ударить каждого по голове бамбуковым мечом. Раньше в такие моменты я, как самая младшая, стояла рядом с ним и думала: «Ой, наверное, это ужасно больно». Но на этот раз он рявкнул:

– И ты становись, Масако. Ты тоже участвовала.

И он поставил меня в ряд к остальным.

Я начала хныкать.

– Папочка, – взмолилась я, но он меня проигнорировал.

– И ты тоже виновата.

Он ударил меня не так сильно, как остальных, но для меня это все равно было большим потрясением. Папа никогда прежде не бил меня.

Нас оставили без ужина. Все плакали, пока мылись. Брат жаловался: «Я был так голоден, что всплывал в ванне, как воздушный шарик». Потом нас отправили спать.

Мои родители были удивительными, творческими людьми. Благодаря их любви к искусству наш дом был полон волшебных вещей: сверкающие на солнце кристаллы кварца, ароматные украшения из сосны и бамбука, предназначенные для встречи Нового года, всевозможные экзотического вида приспособления, которые мама использовала, когда готовила снадобья из трав, блестящие музыкальные инструменты – например, папина бамбуковая флейта сякухати и мамин однострунный кото, а еще – целая коллекция керамики ручной работы. Наш дом мог похвастаться собственной ванной – старомодной, похожей на огромную железную супницу.

Правителем этого маленького королевства был папа. У него имелась своя домашняя студия, в которой он работал вместе с несколькими учениками. Мама научилась у папы традиционной японской технике росписи ткани, рокэцудзомэ, и стала настоящим профессионалом в этом деле. И еще мои родители создавали лекарства из трав. К ним постоянно приходили люди с просьбой приготовить для них какое-нибудь снадобье.

Здоровье у мамы было хрупкое. Она перенесла малярию, которая дала осложнение на сердце. И тем не менее ей хватило мужества и стойкости, чтобы родить одиннадцать детей.

Если я не могла быть с одним из родителей, то предпочитала одиночество. Я не играла даже с сестрами. Любила тишину и не выносила шума, который производили другие дети. Когда они возвращались домой из школы, я пряталась или находила другой способ игнорировать их.

Дома в Японии маленькие и обставлены довольно скромно, зато кладовые в них огромные – в них хранится множество вещей, которые в данный момент не используются, например постельные принадлежности. Когда я бывала чем-то расстроена, хотела сосредоточиться или, наоборот, расслабиться, то уходила в кладовую.

Родители понимали мою потребность в одиночестве и никогда не заставляли меня играть со старшими детьми. Разумеется, они за мной присматривали, но делали это незаметно.

И все же, несмотря на всю свою замкнутость, я любила часы, когда все члены семьи собирались вместе. В памяти навсегда останутся восхитительные, освещенные лунным светом ночи: папа играл на сякухати, а мама – на кото. Мы же собирались кружком и слушали. Казалось, эта идиллия будет длиться вечно.

Но она закончилась.

2

Я не могу точно назвать момент, когда все изменилось.

Возможно, это случилось в тот год, когда мне исполнилось три. Однажды, в холодный зимний день, к родителям пришла гостья. Это была очень старая женщина. Я стеснялась чужих, поэтому, как только она появилась на пороге, спряталась в своей кладовке. Сидя в темноте, я прислушивалась к разговору взрослых. Что-то неуловимо притягательное чувствовалось в этой женщине. Меня заворожила ее манера говорить.

Звали гостью госпожа Оима. Она была хозяйкой окия Ивасаки в Гион-кобу и пришла узнать, не хочет ли моя сестра Томико стать гэйко. Томико уже несколько раз бывала в окия Ивасаки, и госпожа Оима увидела в ней потенциал.

Томико – самая изящная и утонченная из моих сестер. Она