Я – спящая дверь - Сьон Сигурдссон Страница 24

выживать с политических тронов засидевшихся на них старперов, создавать атмосферу страха и дискомфорта в залах власти и почитания, принимать участие в международных конгрессах и отказываться сдвинуться с места, пока их родине не окажут должное уважение, презрительно смеяться, когда невежественные иностранцы будут называть сентиментальностью стучание по столам в залах заседаний и декламацию на исландском языке стихов Гри́мура Тóмсена[28], важно расхаживать по коридорам и этажам в сопровождении внимающих, указывать по дороге на что-то и говорить что-то, указывать на что-то другое и говорить что-то другое, перемещаться вверх и вниз по высотным зданиям в стеклянных лифтах, быть завзятыми трезвенниками или отъявленными пьяницами, щеголями или аскетами, бабниками или однолюбами, но никогда «чем-то посередине», быть у всех на слуху, но отказываться разговаривать с какими бы то ни было журналистами, в какое бы то ни было время, заставлять мировую прессу ходить за ними и упрашивать, намеренно не овладевать идеальным произношением иностранных языков, неожиданно замолкать в середине совещания и выходить из офиса или, наоборот, выгонять оттуда всех остальных, тихонько разговаривать с собой, чтобы находящиеся рядом думали, что они думают, что их никто не слышит, освоить походку, которая будет сбивать людей с толку, будет заставлять их подстраиваться, чтобы не отставать, шагая рядом с вами по тротуарам зарубежных мегаполисов или коридорам штаб-квартиры ООН, знать только тех иностранных писателей, которые прославились чем-то еще помимо литературы или имели влиятельных друзей в своих уголках мира, всегда притворяться, будто понимают меньше, чем обстояло на самом деле, делать вид, что с трудом подыскивают в уме самые обиходные слова, постоянно просить, чтобы люди объясняли им самые простые и очевидные вещи, до тех пор, пока объясняющие сами не начнут в них сомневаться, без умолку говорить о книгах и литературе, когда тема разговора не будет касаться ни книг, ни литературы, восхищаться укрощенной манией величия Стéйтна Стéйнарра[29] и комплексом неполноценности, вдохновившим творчество Хáллдора Ки́льяна Лáкснесса[30], становиться патронами молодых авторов и смеяться вместе с ними над их самокритикой и их критикой других поэтов дела с претензиями на писательство, вставать перед старейшинами искусства и с благодарностью вручать им денежные премии за хорошо выполненный труд всей их жизни, общаться только с теми художниками, которые зарабатывают на существование своим искусством, никогда и ни при каких обстоятельствах не стыдиться собственных рассказов и стихов, напечатанных когда-то в студенческой газете, а со снисходительной улыбкой называть их экспериментами, оставляя у аудитории впечатление, что они всегда обладали великим литературным талантом, и наконец – успокоиться, уверившись, что действительно значимые шедевры не пишутся на бумаге, не переплетаются в обложки, не рисуются на холсте, не гравируются на граните, не вырезаются из дерева, не произносятся или поются, – нет, они создаются из бетона и стали, из результатов выборов и экономической статистики, из аплодисментов восторженных сторонников, из удовлетворения акционеров и ненависти политических и деловых оппонентов.

Но если кто-то из друзей становился литератором, он занимал особое место в их компании. Они всегда следили за тем, чтобы он подписывал для них свою очередную книгу, покупали по шесть, семь, восемнадцать экземпляров и презентовали их в качестве рождественских подарков своим замам и самым приближенным подчиненным, таким образом напоминая им, что и у их начальников тоже есть литературный дар, хотя используют они его не для писательства, а для успеха в других областях, где их способности дают им преимущество перед бездарными посредственностями. Да, пишущим талантам из их круга они будут всегда возносить хвалу, особенно каждые десять лет перед встречами выпускников, предварительно собравшись в доме самого на тот момент богатого из них, где они, пропустив по стопке и хихикая, будут вспоминать свое юношеское творчество.

Настоящим писателем или поэтом в их среде становился лишь тот, кто выбирал путь, о котором остальные с самого начала в глубине души знали, что в конце концов отвергнут его под давлением родни, невест или из-за грызущих сомнений в том, что их таланта хватит для успеха за стенами училища. Именно поэтому большинство членов их студенческого Общества тайных поэтов (так они называли себя, поскольку публиковались лишь под вымышленными именами – часто под несколькими и всегда полушутливыми) подалось в юриспруденцию, хотя кое-кто решил заняться экономикой с прицелом на политическую карьеру на правом фланге. В литературном плане им пришлось очень несладко, потому что за два года до них училище окончили целых пять писателей-поэтов, которым еще до выпуска удалось утвердить свои позиции в культурной жизни столицы. Двое из пятерки в возрасте всего лишь восемнадцати и девятнадцати лет опубликовали стихотворение и рассказ в престижных журналах, а остальные выступали со своими опусами на собраниях молодых социалистов, протестовавших против военной базы НАТО в Кéплавике. Всех пятерых время от времени видели сидящими в кафе с разными знаменитыми поэтами, все пятеро пьянствовали с Дáгуром Си́гурдарсоном[31] – как на городском кладбище, так и на склонах холма О́скьюхлид. Кто-то из них однажды подал Си́гфусу Дáдасону[32] пачку сигарет, которую тот уронил на пол в кафе «Мóкка», двое других проиграли Тóру Ви́льхьяулмссону[33] в армреслинге, а еще один в кéплавикском марше протеста не менее получаса шагал бок о бок с двумя мужчинами, и, кажется, это были «атомные поэты»[34] Э́йнар Брáги[35] и Йон О́скар[36].

Эйнар Браги: Ты плохо обут.

Начинающий поэт: Я… э… не…

Эйнар Браги: Нам еще двадцать километров топать.

Начинающий поэт: У… э…

Эйнар Браги: По-моему, это очень смело с твоей стороны.

Начинающий поэт: Да… э… да…

Эйнар Браги: Ты так и пришел – в легкой одежде и без варежек?

Начинающий поэт: Я… э… хочу внести свой вклад…

Эйнар Браги: Тут с процессией едет автобус.

Начинающий поэт: Да?

Эйнар Браги: Там дают какао и вергуны. Небольшая передышка не помешает.

Начинающий поэт: Спасибо, я пойду, проверю, э… я проверю…

Эйнар Браги (повернувшись к Йону Оскару): Он пришел на марш в лакированных туфлях и легком плаще.

Йон Оскар: Ты о чем?

Следующим летом писатель Гвýдбергур Бéргссон[37] взасос целовал этого начинающего поэта в баре «Нойст».

Статус пятерки был позже подтвержден критиком газеты «Народная воля», который в своем ежегодном литературном обзоре включил двоих из них в список подающих надежды авторов. Он называл их не студенческими, а молодыми поэтами, а это означало, что им удалось, пусть и одной ногой, ступить на нижнюю ступеньку лестницы литературного почитания. Поскольку критик упомянул лишь одного из двух публиковавшихся в журналах,