Птенчик - Кэтрин Чиджи Страница 23

зубочистками с кусочками сыра и виноградинами. Я села; стена у меня за спиной была обита светло-розовым ковром, мягким и шелковистым, передо мной лежал раскрытый номер австралийского женского еженедельника. Журнал был толще и роскошней новозеландского и дороже. Вспомнилось, как мама, смеясь, говорила подруге: вообще-то наш теперь выходит раз в месяц, но назвать его ежемесячным язык не повернется.

— Держи. — Миссис Прайс протянула мне бокал — высокий, узкий, с перламутровым отливом, внутри шипела кола с шариком ванильного мороженого. Соломинка тоже была стеклянная, с ложечкой на конце, чтобы помешивать коктейль. Такая хрупкая, того и гляди сломается во рту.

Селена стала высасывать из вафельного рожка взбитые сливки, а Рэчел шикнула: что за манеры!

— Здесь все можно, дорогие мои, — сказала миссис Прайс и поставила пластинку, “Дюран Дюран”, — ерунда, сказали бы наши родители. — Ну что, выкладывайте все ваши тайны.

Мы прыснули, переглянулись.

— Какие тайны? — спросила Рэчел.

— Какие угодно. Кто из мальчиков вам нравится?

— Карл, — ответила дружно троица.

— Карл, — кивнула и я.

— Правда ведь, красавчик? — сказала миссис Прайс. — Одни глаза чего стоят! А волосы! Но как вы его делить собрались? На четыре части разрезать?

Мы снова прыснули.

— У Джейсона Моретти тоже глаза красивые, — заметила Селена.

— Но он об этом знает, — отозвалась Мелисса. — А мне нравится, когда не знают.

— А Брэндон? — вставила Рэчел. — У него и глаза красивые, и улыбка милая.

— Пожалуй, — согласилась Селена.

— Доми тоже симпатичный, — сказала я.

— Доминик Фостер?! — фыркнула Мелисса. — Тощий, конопатый! — И сморщила нос.

— И школьный свитер наверняка мама ему вязала, — поддакнула Рэчел. — Не такой, как положено.

— А еще? — спросила миссис Прайс. — Какие еще у вас есть тайны?

Селена призналась, что терпеть не может уроки игры на пианино и с радостью бы бросила, но родители только что выложили за инструмент тысячу долларов. Мелисса рассказала, как однажды среди ночи застукала свою мать на кухне, когда та ела масло большими кусками прямо из упаковки.

— Все мы сотканы из противоречий, — отозвалась миссис Прайс. И сняла зубами виноградинку с зубочистки.

— Ненавижу свои ноги, — пожаловалась Мелисса.

— За что же, милая?

— Только взгляните, брр! Такие волосатые!

— Какая же это тайна? — протянула Селена.

— Зайка моя, это же пушок, как у персика! — Миссис Прайс погладила Мелиссу по ноге. — Ты само совершенство. Каждая из вас совершенство.

И в ту минуту, в уютной розовой гостиной, мы ей поверили.

— А про кражи что скажете? — спросила миссис Прайс. — Кто же у нас вор?

— Я точно знаю, что Эми, — сказала Рэчел.

— Вот как? — отозвалась миссис Прайс. — Откуда же ты знаешь?

— Говорю же, у нее одной ничего не пропало.

— Да, но у нее и взять-то нечего, — возразила Селена.

— И правда нечего, — согласилась Мелисса. — Разве что ртуть из зубного кабинета.

— Вот она и тащит чужое! — прошипела Рэчел. — Ну и врушка! Пошла бы да убилась!

— Джастина, а ты что скажешь? — спросила миссис Прайс.

Я помешала соломинкой в бокале. Кола с растаявшим мороженым напоминала грязноватую водицу.

— Мне нужен лифчик, — брякнула я. — Кажется, они продаются в магазине “У Джеймса Смита”, но я не знаю, что там спрашивать.

Рэчел хихикнула, но миссис Прайс строго глянула на нее.

— Да, солнышко, у Джеймса Смита, — подтвердила она. — Все ты правильно сказала. Свожу тебя как-нибудь после школы, хочешь? В четверг? — Она погладила меня по колену и улыбнулась.

— А где мистер Прайс — ушел куда-то? — спросила Селена. Она, как видно, не знала, что муж и дочь миссис Прайс погибли в аварии.

Миссис Прайс повернулась к ней, по-прежнему улыбаясь.

— Нет никакого мистера Прайса.

— Ой... — спохватилась Селена. — Я просто думала...

— Нет, — мягко сказала миссис Прайс. Наступило молчание, а когда заиграла новая песня, она вскочила: — Моя любимая! — И стала танцевать под “Голоден как волк”.

И мы тоже повскакали с мест, и принялись копировать ее движения, и разошлись не на шутку, и танцевали до упаду, царапая воздух, рыча и скалясь по-волчьи.

Когда песня кончилась, мы, отдуваясь, плюхнулись на мягкий розовый ковер.

— Мне папа не разрешает их слушать, — пожаловалась Рэчел. — Называет их кучкой педиков.

Я ждала, что миссис Прайс ее отчитает за грубое слово — в школе мы никогда так не выражались, — но вспомнила: здесь все можно.

— Вот глупости, — ответила миссис Прайс. — Подумаешь, прически, грим.

— И блузки женские, — добавила Рэчел.

Миссис Прайс выпрямилась.

— А краситься папа тебе разрешает?

Рэчел сжала губы, как будто хотела их спрятать.

— Чуть-чуть не считается, — ответила она, и я поняла, что губы она подкрасила после того, как отец ее сюда привез, а сам уехал.

— Давайте повеселимся, — предложила миссис Прайс. — Пошли. — И она поманила нас вглубь дома.

Никогда в жизни я не видела такой красивой спальни, здесь могла бы спать Лорейн Даунс. Тяжелые атласные шторы, перехваченные золотой тесьмой, двуспальная кровать с изголовьем, обитым темно-розовым велюром, под цвет покрывала, всюду золотистые подушки. В углу тренажер, знакомый мне по рекламе из маминых журналов: средство против толстого живота и других недостатков фигуры. Миссис Прайс подняла крышку туалетного столика, и он раскрылся, как домашний бар, и оказался набит косметикой.

— Кто первый? — спросила миссис Прайс.

И по очереди сделала нам макияж: на щеки — румяна, чтобы подчеркнуть скулы, на веки — тени нежнее цветочной пыльцы. Закрыв глаза, мы чувствовали, как она касается наших век, расцвечивая их малиновым, изумрудно-зеленым, мандариновым, небесно-голубым; потом она красила нам ресницы, и мы старались не шевелиться, не дышать. Последний штрих — помада, перламутровая, розовая, словно клубничное мороженое. Глянув в зеркало, мы себя не узнали.

— А вы? — спросила я, глядя на ее отражение. — Вам тоже сделать макияж?

Миссис Прайс засмеялась, захлопала в ладоши, села на бархатный пуфик.

Мы толком не знали, как надо, но миссис Прайс посвятила нас во все тайны. На подвижное веко тени посветлее, над кромкой ресниц темнее, под бровью с блеском. У внутреннего уголка глаза — серебристые, чтобы глаза казались больше. Растушевываем тщательно-тщательно. Специальным карандашом маскируем изъяны. Наносим румяна под скулы и выше, до висков. Не бойтесь перестараться. Капелька блеска на нижнюю губу, для объема. Мы распустили ей хвостик, взбили волосы и побрызгали лаком, зачесывали их то так, то сяк, делали ей пробор на левую сторону, на правую, смотрели, что ей больше к лицу, — как будто причесывали куклу.

— Но куда вы собираетесь? — спросили мы. — Какой вам нужен макияж? Для ночного клуба? Для кино? Для романтического ужина?

— Для концерта “Дюран Дюран”, — ответила миссис Прайс, хоть в Новую Зеландию они никогда не приезжали, слишком уж далеко.

— А в чем вы пойдете? — спросили мы, а она открыла шкаф и сказала:

— На ваш вкус.

Платяной шкаф был как отдельная комната, как целый магазин одежды, попадались даже вещи с ценниками. Может быть, блузку с рукавами “летучая мышь”, а к ней широкий пояс и карамельно-желтые лосины? Или платье в горошек и парчовый жакет-болеро? А может, полосатые гетры поверх джинсов? Или что-нибудь соблазнительное, струящееся, с открытыми плечами?

— У вас столько всего красивого, — сказали мы, а она в ответ: