Птенчик - Кэтрин Чиджи Страница 21

Лорейн Даунс была в белом платье, с длинной гирляндой цветов кауваи[6] на плече.

— Это уже перебор, — сказал отец.

— А какой вообще у нас национальный костюм? — спросила я.

— Гм... — задумался отец.

Во время дефиле в купальниках мы не щадили никого, замечали бесформенные талии и толстые щиколотки, груди плоские и отвислые. Я уже знала, к чему присматриваться. Три с половиной! Три! Ведущий напомнил, что предварительный отбор в купальниках уже состоялся, в самых жестких условиях — у всех участниц купальники были одной и той же модели. Справедливо, заметили мы, — ничего не спрячешь под зигзагами и рюшечками. Отец плеснул себе еще. Дождь забарабанил с новой силой.

Вскоре отобрали двенадцать полуфиналисток и показали их предварительные баллы семистам миллионам телезрителей по всему земному шару. Самый высокий балл набрала США, и мы закричали: “Нечестно, нечестно!” Она была насквозь фальшивая. Мы ей поставили два из десяти. Во время рекламной паузы со сцены увели шестьдесят восемь проигравших, а потом начались интервью, и, услышав, какой у Лорейн акцент, мы слегка поморщились: неужели и мы так разговариваем? Венесуэла допустила промах: попросила переводчика, но в итоге обошлась без его помощи; она сказала, что хочет преуспеть во всех начинаниях, но лучше бы и вовсе ничего не говорила, лучше бы не раскрывала рта.

— Три! — закричала я.

— Три с половиной! — взревел отец. — Полбалла за красивые ноги!

Он отхлебнул еще.

Финляндия упомянула друга по переписке из Америки, а ведущий предложил: если кто-то из зрителей мечтает переписываться с такой же красоткой, пусть вышлют десять долларов, и он постарается помочь. США сказала, что хочет стать зубным врачом и спроектирует себе клинику в форме подковы, чтобы кресла там стояли полукругом, с видом на сад, а в саду резвились кролики и другие зверюшки.

— Кривляка! — закричали мы. — Кривляка! — Полтора балла, таков был наш вердикт.

Мы внимательно вглядывались в лица судей; им подавай длинноногую, загорелую, подумали мы, с длинными волосами и жемчужной улыбкой. Может быть, вроде Лорейн, говорили мы шепотом... мы все еще делали вид, что не знаем, кто победит. Отставили в сторону нетронутый ужин, отец снова наполнил бокал. Полуфиналистки спускались по широкой лестнице в новых купальниках из фиолетовой лайкры с темной тенью между ног, как будто там мокро. Это из-за освещения, решили мы, но неужели никто не заметил? Неужто не проверяли, не репетировали, чтобы все прошло гладко? Невидимая ведущая объявляла, сколько весит каждая из участниц, и Лорейн оказалась не самая легонькая.

Вдруг отец встрепенулся:

— Слышала?

— Что слышала? — переспросила я. — Дождь?

Отец убавил звук.

— Колокольчик.

Когда мама болела, отец принес из лавки колокольчик и поставил возле ее кровати — красивый, рубинового стекла, с прозрачным хрустальным язычком, — и долгие месяцы мы прислушивались, не нужно ли ей чего, и бежали на звук. Принести перекусить? Помочь умыться? Принести еще колотого льда, чтобы не пересыхало во рту?

— Ничего не слышала, — ответила я.

Отец прислушался, подняв палец, затем залпом осушил бокал. И исчез в спальне, а я смотрела, как участницы в неудачных купальниках в тишине спускаются по лестнице на сцену и занимают места. Лорейн Даунс встала с краю, чуть согнув одно колено, выставив бедро.

Отец все не возвращался, и я пошла следом за ним в спальню — он сидел на кровати, уронив лицо в ладони. Окно было открыто, ветер трепал занавески, колокольчик лежал на боку, весь в каплях дождя.

— Я думал... — проговорил отец. — Думал...

— Это просто ветром его опрокинуло. — Я закрыла подъемное окно, вытерла колокольчик о свитер и вернула на место. Звякнул хрустальный язычок, и отец вздрогнул. В спальне был лютый холод.

— Раньше такие дарили на свадьбу, — сказал отец. — Теперь они редкость, тем более целые.

И точно, когда мама звонила, я всякий раз, заслышав хрустальное эхо, боялась, что он разобьется, ведь он такой хрупкий, а звенит громко.

— Что с ним теперь делать? — спросил отец.

— Отнести обратно в лавку?

Отец уставился на меня.

— Не смогу я его продать.

— Нет, — поправилась я, — то есть нет, прости...

— И продать не могу, и смотреть на него тоже.

— Не знаю, папа.

Под конец она стала такая крохотная, такая невесомая — почти слилась с матрасом, а под одеялом ее не было видно.

Не помню, куда делся потом колокольчик.

В гостиной отец плеснул себе еще, а я вновь прибавила звук. Мы успели как раз вовремя, уже объявляли пять финалисток; США схватила за руку Лорейн Даунс, как лучшую подругу.

— Кривляка, — поморщилась я.

Отец выпил.

Мы затаив дыхание слушали, какие призы достанутся победительнице: девяносто тысяч долларов, контракт с телестудией, авиаперелеты первым классом, драгоценности, обувь, лосьоны и масла для загара, быстроходный катер, фотоаппарат, декоративная косметика, норковая шуба, автомобиль с откидным верхом, вечерние платья, персональный компьютер с особой клавишей “Помощь”. Потом певец Эль Пума брал каждую из финалисток за руку и пел им прямо в лицо: прости, что мало даю любви.

— Посмотри на США, — сказала я. — Воображает, будто уже победила.

Отец хлебнул.

— Шестерку Англии? — спросила я. — Что скажешь? Глаза красивые, а вот нос так себе.

Отец хлебнул еще.

Эль Пума притянул к себе Лорейн. “Виноват, любовь моя”, — пел он, глядя ей в лицо, а она все улыбалась и улыбалась.

— Девять с половиной? — спросила я. — Девять с половиной баллов Лорейн? — Тонкие руки, осиная талия. Вес шестьдесят килограммов семьсот восемьдесят граммов. Интересно, а я сколько вешу?

США встряла, когда Эль Пума пел для Ирландии, — может быть, так было задумано, но выглядело все равно бесцеремонно.

— Это ей минус, — сказала я.

Тут вышла на сцену Мисс Вселенная — 1982, похожая на Чудо-женщину, поднялась на помост и села на серебряный трон. Ведущий объявил, что судьи выставили баллы, компьютер подсчитал, а международная счетная компания проверила, — и вот настало время, настал час, и я держала кулачки за Лорейн, как будто еще не знала, что она победит. Люди в форме вроде военной уводили по одной со сцены проигравших, остались только США и Новая Зеландия, и когда ведущий назвал США первой вице-мисс, крупным планом показали Лорейн. Она заплакала, и я тоже, а она шла по сцене и махала публике в зале, махала семистам миллионам телезрителей, и мне хотелось видеть ее лицо, следить за сменой выражений, но тут побежали титры и заслонили ее — раз, и все закончилось.

— Мы победили, — сказала я отцу.

— Да.

Другие участницы обступили трон, где сидела Лорейн, и пока они ее тискали и целовали, она придерживала корону и пыталась вытирать поцелуи.

— Ну, спокойной ночи, — сказала я.

— Спокойной ночи.

Отец плеснул себе еще.

Глава 11

В субботу позвонила Эми, позвала погулять после обеда с Бонни по тропе вдоль скал.

— Прости, не могу, — отказалась я. — Школьные дела.

— Что за дела?

— С миссис Прайс.

— Не слышала.

— Так, междусобойчик.

— А-а.

— Ага.

— Ну, тогда... увидимся завтра в церкви?

— Может быть.

Вообще-то в церковь я стала ходить все