Евгений Онегин. Престиж и предрассудки - Юлия Фёдоровна Ивлиева Страница 12

– Я лучше лягушку поцелую! – со смехом отозвалась Ольга. – А ты подглядывать пришел? Невесту, что ли, себе присматриваешь? Может, у кого венок к вашему дому поплывет?

– Больно надо мне! – обиделся парень. – Моя невеста еще в люльке лежит, а вы для меня старухи.

– Хочешь в невесты ту, которая тебя с соплями не видела? – улыбаясь, спросила Катерина, его сестра. – Верно решил. Меня задобрить не забудь, а то я и не такими подробностями с твоей невестой поделюсь.

Смеяться шустрый Пустяков перестал. Насупился. Против старшей сестры не поспоришь. Между Николаем и Екатериной было целых пять лет разницы, и оба они были поздними детьми у помещиков Пустяковых, уже пожилой пары. К моменту, когда они подросли, те уже пребывали в приличном возрасте, не могли должным образом уследить за детьми. А потому брат с сестрой, часто предоставленные самим себе, бегали с деревенскими ребятами.

– А у тебя венок на голове вспыхнуть должен, – тихо пробурчал Николка. – Такую дылду никто замуж не возьмет. Если только оглобля какая посватается.

Но девчонки уже не обращали на него внимания, внимательно следя за своими венками.

Татьяна потянула сестру за руку.

– Ух смотри, как твой венок быстро поплыл, и свечи горят ярко, даже пламя не дрожит.

– Верной дорожкой плывет, барышня, – во весь рот улыбнулась Машка, горничная помещицы Антоновой. – Владимир как раз в той стороне живет.

Довольная Ольга улыбнулась в ответ.

– А куда ваш венок поволокло, барышня? Смотрите! – всплеснула руками Машка. – Там и деревень-то нет. Дерево русалочье только. Поля там да луг.

Машу перебила девчонка в платье с синей вышивкой на груди, которая вышла из воды и теперь выжимала подол:

– Моя бабушка говорит, у ее барышни два года подряд на Ивана Купалу венок к русалочьему дереву уплывал, один, против всех венков. В деревне уже поговаривали, что стать ей утопленницей и сидеть на этом дереве русалкой…

– Что ты несешь! – зашипела на девицу Маша, озираясь по сторонам, посмотреть, кто слышал предсказание в сторону господской дочери. Но она не смогла найти Татьяну взглядом. Маша нахмурилась. Ушла? Даже за венком недосмотрела?

– Ничего не несу! Потом к ним родственники из столицы приехали, замуж она вышла за их сына и в Петербург уехала. В той стороне, – ткнула девушка в высокое раскидистое дерево на другом берегу озера, ствол которого обвивал плющ, – как раз город-то и находится.

– Слышала, Татьяна, каких женихов тебе ждать? – засмеялась Ольга. – У нас, правда, из родственников там…

Младшая Ларина осеклась, не найдя Татьяны возле озера.

Та и сама не поняла, как сделала несколько шагов по берегу, следя за своим венком, потом как-то неловко оступилась, отошла чуть подальше, еще, и вдруг оказалась в кромешной темноте.

Деревья взмыли перед ней стеной, смолкли плеск озера и голоса. Ее словно чем-то отгородило от подруг. Сердце замерло, а ноги сами ступали все дальше и дальше в темноту. Сердце в груди обмирало, но Татьяна двигалась без остановки. Ноги проваливались в мягкий влажный мох, ветки цепляли тонкий подол платья, пахло листвой, сыростью и грибами, а легкий ветер трепал волосы. Луна спряталась за тучу, и мир вокруг Татьяны совсем исчез. А она медленно брела дальше. На ощупь различала жесткую шершавую кору на деревьях, кочки, покрытые листьями, и траву под ногами. Чудилось, будто она плывет в темной воде.

Татьяна до боли в глазах всматривалась в ночной лес, желая увидеть крошечный красный огонек. Страх холодной рукой сжимал сердце, но отступать она не собиралась.

Странный всхлип раздался совсем рядом, заставив ее замереть. Затем еще раз. Татьяна вгляделась во тьму, но ничего не увидела. Она сделала шаг вперед и наткнулась на дерево. Развернулась и прижалась к нему спиной, слыша, как совсем рядом шуршит трава под чьими-то ногами. «Или копытами», – пронеслось у нее в голове, и по спине пробежали мурашки. Татьяна перестала дышать.

До нее донеслась бессвязная прерывистая речь, словно кто-то читал заклинание. Татьяна не разбирала слов, но они эхом вибрировали в ее теле, которое сначала залил жар, а потом холод.

– Потерпи немного, Козырь. Идем же, идем. Сейчас твою ногу посмотрим. Давай вылазь, – различила Татьяна. – Ну на что ты рычишь? Чего боишься? Идем.

Ее ноги подкосились, она тихо, без сил сползла вниз и повалилась на траву. Вокруг хороводом плясали демоны и бесы, меняли свои обличья, строили ей рожи, гоготали и орали. Хоровод сходился, ее окружали. Дьявольский танец замер, и над Татьяной склонился человек – нет, чудище с мужским телом и головой большого кудлатого медведя. Ее душа как будто покинула тело и воспарила вверх. Она увидела себя и человека-медведя со стороны. Он огромной когтистой лапой провел по ее груди и прошел сквозь нее, словно Татьяна была бесплотным духом. В его человеческой руке с тонкими изящными пальцами и длинными ногтями билось ее алое сердце. Она закричала, но не услышала себя. Как рыба, выброшенная из воды, забилась, беззвучно открывая рот.

– Таня! – Окрик и, кажется, легкие пощечины вернули ее в чувство. Над ней склонились Оля, няня и Маша.

– Очнулась! – выдохнула няня и оперлась на ближайшее дерево, схватившись рукой за сердце. – Ох, Таня, душа моя…

– И что это вам, барышня, вздумалось по лесу бегать? – проворчала Маша, отряхивая и поправляя на Татьяне платье.

– Ты видела? Ты нашла цветок папоротника? – опаляя жарким дыханием ее ухо, прошептала Оленька.

Татьяна покачала головой, и сестра разочарованно закусила губу.

Глава 6

– Барин! Барин!

Евгений, продрогший, в сырой одежде, грязный, измотанный, вынужденный слоняться полночи по лесу, только ступил на двор, как в него репьем вцепился Лукьян, слуга дяди. Он был таким же старым, как его хозяин, кривым и морщинистым, что еще сильнее бросалось в глаза при свете восходящего солнца. Только лишь цепкий взгляд исподлобья оставался живым, подвижным и требующим внимания, как и в годы молодости. Такое требование никак не получалось игнорировать.

Онегин выпустил поводья бестолкового Козыря, и конюх, завидев хозяина с конем, неспешно поплелся к ним.

– Эта скотина понесла меня, – пожаловался молодой барин, небрежно стягивая с рук вымазанные глиной перчатки. Глины хватало и на его костюме, и в волосах. Евгений вообще не припоминал, чтобы хоть раз в жизни настолько напоминал голема из грязи. Хотелось прямо здесь скинуть с себя испорченную одежду и