Монстросити. Панктаун - Джеффри Томас Страница 27

В главных вратах не было дверных створок, лишь овальное отверстие, в которое Зуль заглянула, вытянув шею. Она мало что различала во мраке, хотя сквозь несколько крохотных окошек внутрь просачивался слабый свет. Зуль напрягла слух, но не услышала ни песнопений, ни музыки. Не почувствовала запаха ладана. Неужели этот храм давно покинут и заброшен?

Девушка переступила порог.

Внутри оказалось так же холодно, как зимой в амбарах ее отца. Зуль крепко обхватила руками свое юное тело. Она робко ступала по полу, который, видимо, был сделан из цельного куска обсидиановой черноты, похожей на лужу смолы, которая выглядела так, словно могла в любой момент поглотить девушку.

От главного прохода с его высоким сводом и странными поддерживающими арками ответвлялось несколько коридоров, закругленных и узких. Зуль заглянула в каждый. Как и главный, они не были ничем украшены. Зуль выбрала центральный. Выход в конце него закрывал занавес цвета черного дерева. Она потянулась к нему и обнаружила, что он кожаный и тяжелый. Зуль чуть отодвинула его, ровно настолько, чтобы заглянуть в следующий зал, не увидела там жрецов и вошла. Здесь был пандус, который поднимался по спирали высоко наверх. Несколько круглых окон пропускали туманный сероватый свет.

Зуль поднялась по спиральному пандусу. На вершине этой маленькой башни имелось большое окно, и девушка взглянула из него на пастбище, где оставила пастись своих глебби.

Там, где недавно лениво жевали зелень пухлые глебби, теперь были разбросаны иссохшие туши животных, словно умерших от голода или жажды. Сначала Зуль подумала, что видит останки стада, которое заблудилось и погибло здесь, возможно, несколько месяцев назад. Но, присмотревшись, увидела последнего живого глебби. С неба к нему спустилась огромная черная гибкая конечность с острием на конце. Она пронзила упитанного глебби и подняла его в небо. Толстые лапы забарабанили по воздуху, раздался тихий, жалобный стон. Хотя животное поднялось высоко и исчезло с глаз, Зуль догадалась, что из животного высасывались соки, как из фрукта выжимают сок. А еще догадалась, что огромная конечность, которую она видела, блестящая и черная, была одним из восьми шпилей храма.

Зуль помчалась вниз по спиральному пандусу, слезы текли по ее шрамам. Она споткнулась и упала, ее тевик частично развязался. Зуль сорвала его с головы, длинные волосы рассыпались по плечам. Она поднялась и снова побежала. Бросилась сквозь скользкую кожаную занавеску. Помчалась по узкому туннелю. Выбежала в коридор.

Главного входа не было. Но, подойдя ближе, Зуль увидела, что тот не исчез, а сжался в узкую щель.

Обезумев, она бросилась к маленькому окошку у самой земли. Но, уже приближаясь к нему, увидела, как то начало уменьшаться в размерах, сжиматься.

На пути к этому окошку она увидела сквозь него один из самых дальних шпилей. Тот извивался, подвижный и живой, как, наверняка, и остальные шпили. Уггиуту радовался жертве, которую Зуль, сама того не ведая, принесла ему.

Отверстие запечаталось и скрыло последние лучи света. Зуль погрузилась в темноту, такую же черную, как ее волосы.

И когда на следующее утро отец Зуль отправился со своими людьми на ее поиски, он обнаружил стадо из двадцати высохших глебби, гниющих у подножия запретных пурпурных гор.

Но от Зуль не осталось и следа. Как и от храма».

* * *

– Очень здорово, – сказал я, ухмыляясь.

Салит постучала себя по виску:

– Мнемозина-998.

– Это была самая очевидно-поучительная сказка из тех, что я когда-либо слышал.

– Сказки часто нужны для того, чтобы напугать детей.

– Она настолько антиженская, почему ты вообще так к ней привязалась?

– Потому что я родственница Зуль! Думаю, она была великолепна. Мятежная. Храбрая. Любопытная.

– И погляди, куда ее это привело.

Салит пожала плечами.

– Мне уже рассказывали, что Уггиуту может притвориться храмом, чтобы заманить людей внутрь, – признался я.

– Почему-то это одна из его любимых форм.

– А какая настоящая?

– Аморфная. Хаотическая. Хаосу нужна форма. Поэтому изначально создав нас, теперь он имитирует формы, которые создаем мы.

– Ты не хочешь пойти чего-нибудь перекусить? – прошептал я безо всякого перехода. Хаос – это мой стиль общения с женщинами.

Салит огляделась по сторонам.

– Да. Давай выбираться отсюда.

– Ты и сама немного бунтарка. Нетрадиционная, скажем так. Зачем же ты приходишь сюда?

– Крис, то, что я отвергаю некоторые стороны своей культуры, не означает, что я отвергаю свое наследие целиком. Я бы не хотела красить свою кожу, как это делаете вы, или избавляться от шрамов. Я не хочу отрекаться от того, что я – калианка. Я просто хочу переосмыслить то, что значит быть калианцем.

– По-моему, неплохо сказано, Зуль.

Салит показала мне язык. Тот оказался розовым, а вовсе не черным.

* * *

Я никогда не был в кафе «Причал» – маленьком ресторанчике на улице Морфа, где в меню были блюда каждой из обосновавшихся в Панктауне рас. Стены и потолок в коричневых обоях с бархатистым отливом, в чрезмерно богатых рамах медного цвета – расфокусированные черно-белые фото ржавеющих машин и сломанных кукол. Но искусственность и чрезмерная пышность казались скорее насмешливыми, чем претенциозными. Меню было выведено светящимися белыми буквами по черной поверхности стола и прокручивалось от прикосновения. Тем же образом я смог узнать, кто записал джазовую мелодию, которая сейчас лилась из звуковой системы (Лех Янковский). Я играл со столом и потягивал пиво, пока ко мне не присоединилась Салит. Не отдавая себе отчета, я боялся, что она не появится – что отправить меня вперед было только уловкой ради того, чтобы избавиться.

Еще в библиотеке субтауна она сказала:

– Нам лучше уйти порознь… Ты иди первым. Знаешь кафе «Причал»?

– Проходил мимо, но внутри не бывал. А что случилось?

Она наклонилась вперед, еще больше понизила голос:

– Мой народ терпимо относится к некоторому нонконформизму… по крайней мере, здесь, на Оазисе – на Кали меня давно приструнили бы… но если мы уйдем вместе, это может вызвать скандал. В посольство могут подать жалобу. Я знала одного парня в колледже, которого депортировали обратно на Кали – страшно подумать о том, что с ним стало.

– В чем дело… он тоже не носил тевик? – горько пошутил я.

– Придерживался не тех взглядов.

– Не приведи Уггиуту!

Сейчас я с наслаждением наблюдал, как Салит приближалась к моему столику. Она снова была босиком. Шаги ее были короткими и быстрыми, несмотря на неудобную