Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович Страница 73

Я пересек двор и вышел на улицу.

Весь город преобразился. Один страстный политик отправился было на митинг. Идет человек по улице и вдруг, вижу, поворачивает назад и бежит, будто за ним гонятся.

Что с ним, удивляюсь я и спрашиваю, почему это он ни с того ни с сего назад повернул.

— Пошел я на собрание, — говорит он, — и вдруг меня осенило, что гораздо лучше пойти домой, выписать книгу о сельском хозяйстве или отечественной индустрии и читать ее дома да совершенствоваться в труде. Что мне за дело до собрания? — И он ринулся домой изучать земледелие.

Никак я не мог надивиться на все эти чудеса, вернулся домой и стал рыться в учебниках психологии, желая прочесть то место, где говорится о страстях.

Дошел до страницы, на которой написано «Страсти», а там только заглавие стоит. Все прочее изгладилось, будто никогда ничего и написано не было!..

— Господи помилуй! Это еще что такое!

Во всем городе не найти ни одного подверженного порокам и пагубным страстям человека; даже скотина и та стала вести себя приличнее.

Только на следующий день прочли мы в газетах решение скупщины об отмене всех страстей.

— Ага, вот в чем дело! — восклицали люди. — Мы-то удивляемся, что с нами такое происходит, а это, оказывается, скупщина страсти отменила!»

Приведенной выдержки из дневника достаточно, чтобы показать происходившее в народе, когда в скупщине принимали закон об отмене страстей.

Потом об этом сделалось известно всем и каждому, и удивляться перестали, а учителя в школах так наставляли своих учеников:

«Некогда и страсти были в человеческих душах, и это был один из самых запутанных и трудных разделов психологии; но по решению скупщины страсти отменены, так что теперь в психологии, как и в человеческих душах, нет такого раздела. Страсти отменены такого-то числа такого-то года».

— И слава богу, не надо их учить! — перешептывались ученики, довольные решением скупщины, ибо к следующему уроку нужно было затвердить только:

«Такого-то числа такого-то года по решению скупщины отменены все страсти, и таким образом их нет у людей!..»

Кто повторит это без ошибки, получит отличную отметку.

Вот так, одним махом, этот народ был спасен от страстей, исправился, и от него, по некоторым преданиям, произошли ангелы!..

Перевод Е. Рябовой.

Вождь{50}

Братья, я выслушал все ваши речи и теперь прошу выслушать меня. Все наши слова и разговоры бесполезны, пока мы живем в этом бесплодном краю. На песке и камне ничего не родится и в дождливые годы, чего же ждать в такую засуху, какой, наверно, никто не упомнит.

Доколе же будем мы вот так собираться и попусту тратить время. Скот у нас дохнет без корма, еще немного — и наши дети погибнут от голода вместе с нами. Мы должны избрать другой путь, более надежный и разумный. Я полагаю, что лучше всего оставить этот бесплодный край и отправиться по белу свету искать плодородную землю, потому что по-прежнему жить невозможно.

Так на некоем сборище говорил ослабевшим голосом один из жителей бесплодного края. Где и когда это было, я думаю, не важно. Главное, вы должны поверить мне, что все это действительно было когда-то в некой стране, и этого вполне достаточно. Раньше, правда, мне казалось, что эту историю выдумал я сам, но мало-помалу страшное заблуждение прошло, и теперь я твердо убежден, что все, о чем здесь рассказывается, на самом деле было и не могло не быть и что такое никоим образом выдумать нельзя.

Заложив руки за пояс, кругом стояли люди с тупым, бессмысленным выражением помутившихся глаз, но при этих мудрых словах их бледные, испитые лица словно ожили. Каждый уже воображал себя в каком-то волшебном, райском пределе, где мучительный и тяжкий труд вознаграждается обильной жатвой.

— Правильно, правильно! — подхватили слабые голоса со всех сторон.

— А это далеко? — послышался прерывистый шепот из угла.

— Братья! — заговорил другой уже более громким голосом. — Надо немедленно принять это предложение, потому что больше так продолжатся не может. Мы работаем, мучимся, и все напрасно. Ото рта отрывали, сеяли, но разливались горные потоки и уносили с этих скал семена вместе с землей, оставляя голый камень. Так неужели должны мы вечно жить здесь и, трудясь с утра до ночи, голодать и по-прежнему ходить босыми и голыми? Надо искать хорошую, плодородную землю, где наш тяжкий труд увенчается богатыми плодами.

— Идем, идем сейчас же, потому что здесь жить невозможно, — прошелестел слабый шепот, и толпа сорвалась с места.

— Постойте, братья, куда вы? — воскликнул первый оратор. — Идти нужно, но не так же. Мы должны знать, куда идем, а то вместо спасения найдем погибель. Я предлагаю избрать вождя, которого все будем слушаться и который поведет нас самым правильным, лучшим и кратчайшим путем.

— Выберем, немедленно выберем!.. — послышалось со всех сторон.

Вот тут-то и пошли препираться, наступил сущий хаос! Все говорят, но никто никого не слышит и не может расслышать. Разбились на группы, в каждой шепчутся о чем-то своем, потом и группы распались и вот уже, взявшись за руки, расходятся парами, один другого в чем-то убеждает и тащит куда-то за рукав, прижимая палец к губам. А потом снова сходятся вместе и снова говорят все разом.

— Братья! — выделяется вдруг среди гула голосов чей-то более сильный. — Так мы ничего не сделаем. Все говорят, и никто никого не слушает. Выберем вождя! Но кого мы можем выбрать? Кому из нас довелось путешествовать, кто знает дороги? Мы все хорошо знаем друг друга, и я первый не решился бы довериться со своими детьми кому-либо из присутствующих здесь. Но не знаете ли вы, кто вон тот путник, что с самого утра сидит в тени у дороги?

Наступила тишина, все устремили взоры к неизвестному, оглядывая его с ног до головы.

Человек этот, уже не молодой, со смуглым лицом, которое скрывали длинные волосы и густая борода, сидел молча и в задумчивости ударял по земле толстой палкой.

— Вчера я видел этого самого человека с каким-то мальчиком. Они шли по улице, держась за руки. Вечером мальчик снова прошел по селу, а этот остался здесь.

— Нечего, брат, терять время на всякие пустяки, кто он да что. Ясно — человек пришел издалека, раз никто его из нас не знает, ему-то уж наверняка хорошо известен самый лучший и кратчайший путь. Он производит впечатление человека очень умного, так как все время молчит и размышляет. Другой болтун на его месте давно бы