Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин Страница 15

тяжела Алшаном, то вдруг необыкновенно похорошела, расцвела, стала доброй, покладистой, постоянно прислушивалась к советам мужа. Видно, сын станет мудрым правителем, уважаемым всеми, и богатство не оставит его потомков до седьмого колена>. Так и случилось. Алшан вырос, и во всем никто не мог с ним сравниться. И белая кость, и черная - все обращались к нему за советом. Так рассказывал мой отец. В ауле, который мы сейчас проезжали, живут двенадцать семей его потомков. Остальные - дальние родичи. До сих пор потомки Алшана находились в славе и почете. Все сплошь юркие, хваткие джигиты. К друзьям-приятелям благодушные, щедрые. Особенно выделялся среди них Уали. Видели свежую могилу - это его. Умер месяца полтора назад. Был шесть лет волостным... Потом началась смута, но он продолжал быть в чести. До самой смерти не упускал из рук повод власти...

В прошлом году, перед выборами, вызвал меня. <У всех нас,- сказал он,- один предок. Если мы будем дружны и едины, никакой враг так просто нас не одолеет. Вот опять пришли выборы. Захочу стать аулнаем, никто меня по рукам не шлепнет. Но для новой власти мы не особенно приятны. Сейчас стараются облагодетельствовать бедняков. Ну, что ж... Ты ведь из них. Лучше выберем тебя, чем какого-либо чужака. С тобой и поговорить и посоветоваться проще.

Я поддержу тебя: будь аулнаем>. Возражать почтенному человеку было не принято, и я ни слова не сказал ему поперек. Теперь он умер. Среди родичей нет такого, кому бы можно было доверить управление народом. А что толку от чина аулная, если опереться не на кого? В самом деле, тщетны мои потуги...

Токан горько вздохнул. Видно, вспомнил прошлые годы, время, проведенное со своим благодетелем Уали. Было Токану под пятьдесят, однако чувствовалось: душа его молода, и в груди его тлеют неосуществленные мечты. Должно быть, в душе он видел себя заступником своего рода, надежной опорой молодого поколения, добрым правителем, верным последователем богатого сородича, высокочтимого его потомками. Поэтому, понял я, он старательно изображал из себя волостного, тугобрюхого богача, сидел развалившись, важно покашливал, покрякивал да плевался во все стороны.

Мы ехали побережьем реки Тобол и к обеду прибыли в аул бая Сакена. Когда показались деревянные дома с высокими крышами, Токан сказал:

- Вот один из аулов, чей остов не пошатнулся. Растут, множатся и поголовье скота, и люди...

1924 г.

АЙРАНБАЙ

Всем, кто только переступит порог дома Айранбая, сразу станет ясно, чем занимается его хозяин. На коленях Айранбая черная, грязная дощечка; вокруг валяются обрезки кожи, обрывки жильных ниток, лежат шило, нож, брусок, колодки, иголка.

Айранбай, в овчинной безрукавке на голом теле, пришивает к старому голенищу новую головку. У ног его, перебирая причудливой формы обрезки, играет разлохмаченная девочка.

Отнюдь не пригож Айранбай лицом, да его почти и не видно из-за смоляной кудлатой бороды. При первой встрече с Айранбаем невольно подумаешь: <Лет пятьдесят, пожалуй, будет шайтану>. Брови мрачно насуплены, и кажется, такая злоба кипит в этом шайтане, что готов растерзать в клочья любого неведомого врага. Вот он с силой натянул дратву и локтем задел подвернувшуюся под руку девчушку. Еле сдерживаясь, оттолкнул ее:

- Ну, что ты, бедняжка! Сколько раз говорил: не подходи ко мне, когда работаю.

Девочка виновато посмотрела на отца, в глазах ее заблестели слезы.

- Они... не играют со мной... Обижают,- пролепетала она, как бы извиняясь за то, что вынуждена сидеть дома.

В землянку ворвалась, как степной смерч, громадная разъяренная баба.

- Вот они, твои родственнички! И подохнешь - на тебя не посмотрят!..

На бабе ветхое, как попало залатанное платье, замызганный, сплошь в заплатах платок, на ногах -сыромятные, до белизны заношенные сапоги. Судя по свирепому виду, она крепко повздорила с Айранбаем и готова вцепиться в него при первом же удобном случае. Это его жена - Раушан.

Совершенно неожиданно обложили Айранбая налогом в десять пудов зерна, и он собрался в город с жалобой. Собраться-то собрался, а идти не в чем, сапоги совсем развалились. Из клочков и обрезков новую головку не соберешь, и он отправил Раушан к Кемельбаю за кожей. Кемельбай и Айранбай - родичи. При любой нехватке Айранбай сразу же обращается к Кемельбаю. На этот раз он послал жену. А она находилась в острой ссоре с женой Кемельбая. Бабы, оказывается, на последнем тое сидели за одним табаком - и повздорили из-за куска мяса. При этом зачинщицей скандала была отнюдь не Раушан. Жена Кемельбая, оскорбленная тем, что ее посадили рядом с нищебродкой, принялась раздавать - еще до начала трапезы - мясо ребятишкам, толпившимся у двери. Чувствуя, что мясо уплывает прямо на глазах, Раушан схватила с подноса шейный позвонок и только намеревалась было сунуть дочери, как жена Кемельбая закричала: <Положи! Откуда ты, такая обжора приблудная, взялась? Из-за тебя никому и кусочка не достанется!>- и вырвала кость из ее рук. Старухи, чинно восседавшие за главным табаком, тоже все выставились на Раушан. <Несчастная! Из голодного края, что ли, ты прибыла? Что на мясо-то накинулась?!> Получилось, будто во всем она, Раушан, виновата. С тех пор она за версту обходит дом Кемельбая. Весь аул ходит туда кумыс пить, а Раушан -ни за что. Жена Тайбагара, старая приятельница Раушан, доставляет ей изредка сплетни из байского дома. <Эта хрычовка, видать, скоро совсем с ума

спятит. Все уши мне прожужжала, пока я выцедила тостаган кумыса. Только о тебе и мелет. Пусть, говорит, себе бесится, стервоза... А что она мне может еще сделать, говорит...> От таких вестей Раушан еще пуще распалялась.

- Дай бог, чтобы на глаза мои не попадалась эта дрянь! С голоду подохну, а к ней ногой не ступлю!

И вот вздумалось вдруг мужу послать ее к Кемельбаю. <Да ни за что!> - заупрямилась Раушан. Тогда Айранбай и запустил в нее колодкой. Поняв, что дело этим не ограничится, Раушан отправилась в ненавистный дом. И вот теперь, вконец взбешенная, вернулась.

Она подсела к печке, и взгляд ее тут же упал на черную колодку, ту самую, которой Айранбай угодил ей в колено. Раушан схватила ее со злобой, будто именно она была причиной всех бед, и швырнула к стенке, где на колченогой подставке стоял одинокий - как изъеденный зуб во рту дряхлого старика - сундук. Колодка с грохотом ударилась о него.

Айранбай вздрогнул, поднял голову:

- У, собака! Бей, ломай!..***

Почему Кемельбай не дал куска кожи и что ответила