Золото империи. Золото форта - Вадим Александрович Ревин Страница 59

– Занятная фамилия, – пробормотала баронесса, входя в кабинет. Пичугин постарался не отсвечивать и тенью выскочил в коридор, напоследок подмигнув начальнику. Или просто хлопнул веками? Хоть бы толстенные губы дрогнули в улыбке. Не понять ничего. Какие эмоции на рябом лице? «Шельма! – изумился Травкин. – В городовые! Первым же переводом!»

– Стало быть, из мещан? – добавила Лизонька и впервые посмотрела на Травкина. Тот ссутулился больше обычного, нахмурился до боли в переносице и прошмыгнул к столу. В кресле его попустило. Даже почувствовал свою значимость. Забарабанил пальцами по зеленому сукну. Надо было как-то сбить спесь с баронессы и вежливо поставить на место.

– Присаживайтесь, ваша милость, – Травкин махнул рукой в сторону ее влажного стула, так тщательно натертого подчиненным. – Хотел с вами встретиться чуть позднее, поговорить по душам да задать несколько деликатных вопросов.

– Поговорить по душам? – делано обрадовалась баронесса, едва заметно улыбаясь. Покосилась на стул, но сесть не решилась.

– Именно, ваша милость. Тет-а-тет, так сказать.

– И я! И я! – вскричала уже более радостно Лизонька. – Хотела с вами встретиться и поговорить тет-а-тет. – Затем она распахнула свой ридикюль, расшитый жемчугом по красному бархату, двумя изящными пальчиками достала туго стянутые банкноты и осторожно положила их перед следователем на деревянный письменный поднос.

– Что это? – протянул Травкин. В горле его пересохло. Пальцы перестали постукивать по сукну. Он смотрел на пачку, которая закрыла такое привычное большое синее чернильное пятно. Высохшее, оно напоминало крохотную Австралию. И теперь такой родимый континент, где приключения были на каждом шагу, перекрывали российские банкноты. Двуглавый орел хищно смотрел из-под короны, ожидая, как и баронесса, окончательного решения следователя.

– Это? Деревенька.

– Мне не нужна деревенька! – насупился титулярный советник.

Лизонька всё еще продолжала радостно улыбаться:

– А маменьке?

– И маменьке не нужна! – Травкин брезгливо отодвинул от себя банкноты. Богатство обожгло пальцы.

– Но, друг мой, – баронесса решительно толкнула пачку денег перед собой, обратно к следователю, – деревеньки всем нужны! Это же милое имение в вишневых деревьях, заботливые крестьянки, которые и за маменькой, и за вами присмотрят. Пасека в лугах. Отчего отказываетесь-то?

– Оттого и отказываюсь, что лицо я должностное, а не подкупное!

– Господь с вами, милый Травкин! Да кто ж вас подкупает? Подарок это. От чистого сердца!

– А взамен?

– Самая малость! Графа Суздалева оправдать надо. Сделайте так, чтоб дело перепуталось. Невиновные же у вас сидят.

– Невиновные дома сидят!

– Ах, оставьте это, милый Травкин. Туда-сюда бумажки подтасуйте, и пускай граф завтра выйдет. Или к вечеру. Ну, пускай виселица казаку грозит, графу-то за что? Он же геройский офицер. О нем газеты писали! А казак он все стерпит. Ему терять нечего. Ему все равно. – Баронесса убедительно помахивала рукой, чертя в воздухе геометрические фигуры. Явно не понимая, почему следователь не соглашается, – ведь прекрасная мысль.

Травкин тяжело вздохнул, откидываясь на спинку. Был он мрачен и черен, как никогда.

– Вот что, голубушка. Забирайте-ка вы свою деревеньку и валите из моего кабинета. Я, уж извините, по-простому. По-мещанскому.

Баронесса побледнела и стала медленно подниматься. Рука ее несколько раз проехалась по воздуху, прежде чем нашла пачку ассигнаций. Травкин печально и горестно вздохнул, когда банкноты исчезли в ридикюле.

– Только вы меня правильно поймите, сударыня.

Баронесса, уже готовая выйти из кабинета, замерла, ожидая продолжения. Ровная ее спина одеревенела. Она даже не обернулась на голос.

– Дело это чести. Тут деньги неуместны. Знаю, кто в этой истории виноват. И делаю все возможное.

Лизонька снова защелкала ридикюлем.

– Оставьте это, баронесса Измайловская. Не извольте беспокоиться. Я без денег помочь хочу. По чести. Успеть бы только.

– Так поторопитесь!

– Легко вам, сударыня, со своей колокольни рассуждать, – хмыкнул Травкин.

Глава 6

И как в воду глядел. Все решилось даже без его участия. Да так скоро, что он поутру, получив разнарядку, ели успел в судебное заседание. Титулярный советник Травкин, как и его заветная зеленая папка, никому не был интересен.

Арестованные уже находились за барьером.

Так как дело было о государственном преступлении, тут тебе и преступление против императора и особ императорского дома, то в качестве суда первой инстанции выступила судебная палата.

Рассмотрение таких дел исключало присутствие присяжных. Судебная палата образовала особый судебный состав с сословными представителями: губернский предводитель дворянства и по одному и уездных представителей дворянства, городских голов и волостных старшин. Четверо сословных представителей не составляли особой коллегии, и они заседали совместно с пятью судьями уголовного департамента.

Суд был скор. Словно сценарий был заготовлен заранее.

Граф Суздалев даже покрасоваться не успел. Картинно вставая и улыбаясь вглубь зала в надежде увидеть знакомое лицо, он играл браваду на публику. Билый тоже стоял рядом и сначала смотрел в пол, но стоило только начать зачитывать приговор секретарю, как лицо его заострилось, а губы сжались.

При последнем слове «виселица» с балкона с грохотом упал веер. В мертвой тишине этот звук прозвучал как выстрел из пушки. Билый закрыл глаза. Граф Суздалев, наоборот, раскрыл их пошире.

– Как виселица? Зачем? – тихо спрашивал он судей, позволяя конвоирам застегнуть на себе кандалы.

Судебный секретарь бесстрастным голосом зачитал:

– Постановление судебной палаты считается окончательным, без права подачи апелляционной жалобы.

– Вот и все, Ванятка, – прошептал в спину казак Микола. – Вот и все.

– Как все? – переспросил граф, оборачиваясь. – Как это все? – И в глазах его читалась безграничная безнадежность. Не помнил, как привезли обратно в камеру. Смотрел на свои запястья, тер их. Спросил вслух еще раз: – Как это все? – но ответа не получил. Звук потонул, разбившись о толстые стены.

«Неужели это конец?!» – нервно ходя по камере, вопрошал сам себя Суздалев. Оглашение приговора подействовало на него более чем угнетающе. Надежда на то, что маменька вступится за него и даст кому надо приличное вознаграждение за это, исчезла сразу после сообщения Лизоньки о том, что маменьку разбил паралич. Оставалась вера в то, что его, георгиевского кавалера, участника битвы за Плевну, не смогут осудить на смертную казнь. Но и вера в здравый смысл императора, пребывающего в порывах ревности, лопнула, как мыльный пузырь.

– Бедная, бедная маменька! Что теперь будет с имением?! Как жить дальше?! – зашептал Иван. Эмоции графа были сродни истерике гимназистки, которая пытается свести счеты с жизнью из-за неразделенной любви. – А как же моя слава? Как мои заслуги перед Отечеством и короной?! Как же мои награды?! Я что, зря кровь проливал?! Мало ее отдал?!

Стены молчали, сколько бы граф ни кричал им.

Боевой