Век живи – век учись - Козьма Прутков Страница 10

Чупурлина (приподымаясь, но еще не вставая на ноги): Кто это?.. Зачем я здесь?.. Отчего я мокра?! Что со мною хотели сделать?![52] (Увидя моську в своих руках.) Собачка моя! моська моя!.. Это не обман?

Либенталь: Нет, это Фантазия.

Чупурлина: Кто же принес?

Либенталь: Это я, маменька!

Чупурлина (вставая): Ты прав, Адам! Я твоя мать… а ты мой отец и благодетель! (Показывает на Лизавету.) Вот твоя жена!.. Дай бог, чтоб у вас были сыновья и дочери. Вставай, Лизонька; да ну же, вставай!.. Господа, помочите и ее! Что она так долго кобенится![53]

Кутило-Завалдайский (в сторону): Я говорил, что эта старуха не по летам жестокого характера!

Миловидов, Разорваки, кн. Батог-Батыев и Кутило-Завалдайский черпают опять из фонтана воду и подходят с нею к Лизавете Платоновне, чтобы вылить на нее.

Либенталь: Не надо!.. не надо!.. Она опомнилась! она очнулась!

Лизавета Платоновна встает; Либенталь ее поддерживает. Миловидов, кн. Батог-Батыев, Разорваки и Кутило-Завалдайский выливают из своих шляп и фуражек воду на Беспардонного, который все это время стоял на коленях. Беспардонный вскакивает.

Чупурлина (Беспардонному): Ну, батюшка, твоя собачка только похожа на мою; а эта моя, настоящая Фантазия! Прощай! Ты более не нужен ни мне, ни Лизе! Пошел вон! (Обращается к Лизе и Либенталю.) А вас, милые дети, я благословляю. Будьте счастливы и благополучны; размножайтесь и любите как себя взаимно, так и своих будущих многочисленных детей, – точно так же, как я люблю свою Фантазию. (Целует моську.) Теперь пойдем домой. (Уходит с Либенталем и Лизой.)

Разорваки, Миловидов, Беспардонный, кн. Батог-Батыев и Кутило-Завалдайский следуют за ними гуськом.

Чупурлина (оборачивается): А вам что нужно?

Разорваки (ей): Не кричите!

Чупурлина: Стыдись, старик.

Миловидов: Старуха, не школьничай!

Кутило-Завалдайский: Поправьте чепец!

Кн. Батог-Батыев: Не получишь более[54] мыла от меня ни вот столько![55]

Беспардонный: Бог с вами!

Чупурлина (обращаясь к прислуге, стоящей с фонарями): Эй! пошлите за полицией!.. Жандармов приведите сюда, побольше и посильнее![56]

Прислуга поспешно уходит.

Разорваки: Мы сами не намерены здесь оставаться.

Миловидов: Я только не хочу рук марать.

Кн. Батог-Батыев: И старое-то мыло назад отыму!

Кутило-Завалдайский: Прикройте шею!

Беспардонный: Бог с вами, вы изменили мне!

Разорваки (прочим женихам): Провожая эту старуху, споемте ей, господа, куплеты, подобные тем, которыми давеча ее встречали, да только в обратном смысле.

Все (кроме Беспардонного, поют хором, на тот же голос, как вначале. Разорваки начинает.):

Аграфена!

Нам измена

Не страшна; (bis)

Хоть и пред тобою

Не черней душою

Сатана!

Сатана!

Разорваки: Мы вас знаем!

Кутило-Завалдайский: Обижаем!

Кн. Батог-Батыев: Презираем!

Миловидов: И пугаем!

Кутило-Завалдайский: И ругаем!

Все (кроме Беспардонного, хором):

Каждый час!

Каждый час!

Разорваки:

Вы на нас кричите

И всех нас браните.

Все (кроме Беспардонного, хором):

А мы вас!

А мы вас!

При последних словах Чупурлина, Лиза и Либенталь входят в дом; а Разорваки, Миловидов, Кутило-Завалдайский и кн. Батог-Батыев оканчивают куплет без них, плюют вслед Чупурлиной и сами уходят, как и Беспардонный, в противоположную сторону, но Кутило-Завалдайский остается, осторожно отойдя на задний план.

Явление XII

Кутило-Завалдайский (осматривается и, видя, что никого уже нет на сцене, подходит к рампе и обращается в оркестр): Господин контр-бас!.. Пст!.. пст!.. Господин контр-бас! одолжите афишку! (Принимает афишку, поданную ему из оркестра.) Весьма любопытно видеть: кто автор этой пьесы? (Смотрит в афишку.) Нет!.. имени не выставлено!.. Это значит осторожность! Это значит совесть не чиста… А должен быть человек самый безнравственный!.. Я, право, не понимаю даже, как дирекция могла допустить такую пьесу?[57] Это очевидная пасквиль!..[58] Я, по крайней мере, тем доволен, что, с своей стороны, не позволил себе никакой неприличности, несмотря на все старания автора! Уж чего мне суфлер ни подсказывал?.. То есть, если б я хоть раз повторил громко, что он мне говорил, все бы из театра вышли вон! Но я, назло ему, говорил все противное. Он мне шепчет одно, а я говорю другое. И прочие актеры тоже совсем другое говорили; от этого и пьеса вышла немного лучше. А то нельзя было б играть! Такой, право, нехороший сюжет!.. Уж будто нельзя было выбрать другого?[59] Например: что вот там один молодой человек любит одну девицу… их родители соглашаются на брак; и в то время, как молодые идут по коридору, из чулана выходит тень прабабушки и мимоходом их благословляет! Или вот что намедни случилось, после венгерской войны[60]: что один офицер, будучи обручен с одною девицей, отправился с отрядом одного очень хорошего генерала и был ранен пулею в нос; потом пуля заросла; и, когда кончилась война, он возвратился в Вышний Волочек[61] и обвенчался со своей невестой… Только уже ночью, когда они остались вдвоем, он, по известному обычаю, хотел подойти к ручке жены своей… неожиданно чихнул… пуля вылетела у него из носу и убила жену наповал!.. Вот это называется сюжет!.. Оно и нравственно и назидательно; и есть драматический эффект!

Занавес начинает опускаться.

Или там еще: что один золотопромышленник, будучи чрезвычайно строптивого характера… (Занавес опустился; Кутило-Завалдайский, не замечая, остался впереди.) …поехал в Новый год с поздравленьем вместо того, чтобы к одному, к другому…

Оркестр прерывает слова Кутилы-Завалдайского. Он конфузится, заметив, что занавес опущен; раскланивается с публикою и уходит.

Блонды. Драматическая пословица, в одном действии

Действующие лица

Князь.

Княгиня.

Барон.

Действие происходит в Петербурге, в салоне княгини.

Театр представляет чрезвычайно богатую комнату, оклеенную голубыми штофами с чрезвычайно красивыми золотыми разводами; на задней стене висят фамильные портреты, обделанные в деревянные, ярко позолоченные рамки; по обеим сторонам их, на полках орехового дерева, размещены различные статуэтки; а посреди, над портретами, большая японская ваза. На авансцене, с правой стороны, огромный мягкий диван; перед ним мягкий ковер и круглый стол из красного дерева; а по бокам его три мягких кресла; стол покрыт богатой салфеткой; на ней вышитый поддонник с большой солнечной лампой, два серебряные большие колокольчика, кучи газет и