Дикая собака - Пекка Юнтти Страница 4

– Да, конечно. Я подумал, не успеем ли мы до этого потренироваться. Гоночная упряжка и молодежь.

Глядя на него, жевал хлеб и спрашивал себя, не издевается ли. Это же полная чушь. Нам следовало отправиться в сауну и спать, а не к собачьей упряжке, поскольку утром впереди та же гонка: встать спозаранку, покормить собак, собрать все собачьи кучи в ведро, надеть на собак шлейки, встретить первую группу, Матти отправится с ними, я разожгу для гостей огонь в гоахти[7], сварю кофе в кофейниках на открытом огне, принесу с кухни завернутые в полиэтилен булочки, стряхну снег с оленьих шкур, Матти вернется с группой, я позабочусь о собаках, группа уедет, новая приедет, следует помнить, что нужно улыбаться и разговаривать, а где-то в промежутке нарубить топором замороженный фарш на порционные куски в миски, отнести в подсобное помещение для оттаивания, и так до вечера, пока не наступит новое утро, и я вновь понесу еду и дерьмо.

Вот поэтому я и спросил у Матти, всерьез ли он.

– Да, да. Неплохо бы проехаться – несколько часов, прежде чем метель заметет колею. Шестьдесят километров и по следу. Что скажешь?

Я намазал новый кусок хлеба. Половину сразу же запихнул в рот, потому что мне нужно было подумать. Следовало найти способ избежать поездки. Матти заметил мою нерешительность, и его глаза сверкнули.

– Ты мечтаешь о соревнованиях на своей упряжке, так ведь? Если хочешь получить ее, это нужно делать немедленно. Не завтра, не когда будет более подходящий день, а сразу, – сказал он, а затем продолжил, что это может означать что угодно: все, что движет идею вперед, начиная с чистки клеток и обрезки когтей, – любая работа.

– Нужно делать, а не планировать.

Я пытался проглотить хлеб, но кусок был слишком большой и застрял в горле. Сжал кулаки и глотал до тех пор, пока не смог хриплым голосом произнести, что давай, мол, поедем. Прозвучало как у лицемерной вороны: ну конечно, мы отправимся, хотя ночная работа не включена в договор, хотя за сверхурочную работу не заплачено ни цента, хотя при зарплате стажера от прошедшей зимы не осталось ничего, кроме мозолей и усталости. Конечно, мы поедем, хотя это обернется против нас завтра и даже на следующей неделе. Я хотел бы иногда поспать. Мне требовался выходной, но сейчас мы отправляемся немного прокатиться с собаками, поскольку погода хорошая и у нас грандиозные планы, впереди большая гонка и прочие дела.

Не сказал Матти ни слова поперек, хотя на языке крутились сотни. Снова напомнил себе, что я на стажировке, и это мой «колледж» на пути к мечте. К обучению в нем относилось и воспитание выдержки. Заставил свои глаза улыбнуться, а рот – произнести слова, которые соглашались и воодушевляли.

– Думал, это просто шутка, поскольку ты зевал так, что челюсть отвалится.

В этих питомниках не терпели пессимизма. Я никогда не видел мрачного каюра или хендлера. Они смотрели на мир через свет, даже когда солнце действительно исчезало. Улыбка и розыгрыш – способ их жизни повсюду, в Норвегии, Америке, ибо улыбка – лучший показатель правильного выбора. Она была подтверждением свободы, состоявшей только в том, что ты осмелился выбрать путь, уже в начале которого было ясно, что он самый трудный, самый тяжелый и самый бедный. Путь каюра – нечто иное, нежели разумный выбор с планированием хорошей зарплаты, комфортной пенсии и избытка свободного времени. Каюры были художниками подрядной работы, немного похожими на сноубордистов в реальном спортивном мире. Это были непринужденные ребята, на вечеринках у которых вино лилось рекой и горела трава.

– Прекрасно проехаться на хороших собаках, – сказал я и убрал остатки хлеба.

– Разве не так, смерть спишет недостаток сна!

– Так всегда говорил дед Ману. Он умер довольно молодым.

Матти фыркнул, двинул меня кулаком в плечо и пошел к двери.

– Встретимся через четверть часа в питомнике. Тогда посмотрим, как побегут прирученные волки.

Десятки собачьих лап ритмично бегут по снегу, полозья скрипят. В темноте видны только темные дрожащие очертания. Тягловое животное, мелькнуло в голове, или буксир с десятью цилиндрами. Борозду, идущую вдоль русла реки, можно заметить, только присмотревшись со стороны. К счастью, собаки лучше видели в темноте. Луч налобного фонаря Матти маячил далеко впереди. Я не хотел зажигать свой до леса. Кто-нибудь из живущих на берегу реки, конечно, увидит, что опять там этот малахольный едет. Кроме того, отражающийся от снега свет режет глаза. Мне нравилась темнота в ночное время. Темнота днем действовала удручающе.

Полярная ночь пришла вместе со снегом и туристами. Группы прибывали на автобусах, такси и в арендованных автомобилях. Они приезжали восторженно шумные, поначалу их радость передавалась и мне, пока я не понял, что кутерьма только усиливается по мере нашего погружения в полярную ночь. Народу приезжало все больше и больше. Матти носился по двору рысью, вынуждая бегать и меня.

После отъезда группы всегда приезжала новая, все возбужденные, словно под воздействием стимуляторов, за исключением тех немногих, кто всегда чем-то недоволен, даже если бы кормили летней земляникой и над головой шелестела листва. Иногда хотелось ударить их в колено мотыгой для дерьма, но Самуэль Раймонпойка Сомернива, конечно, не такой. Я смиренно обслуживал их, улыбался и говорил о том, что мы сможем найти решение, которое удовлетворит всех. Затем снова бежал, работал как сумасшедший и поражался круговерти событий. Полный хаос, чокнутые все. Неужели больше никто не заметил, что была ночь? Ночью надо спать, а не куковать.

Мы жили в морозильном ларе, крышка которого была плотно закрыта. Однако это не останавливало туристов. Им рассказали, что это Лапландия, и их глаза, казалось, ничто не в силах было раскрыть. Они поверили безоговорочно, что это родина Санта-Клауса. Они были как младенцы, которых можно кормить любыми историями, – все принимали на веру, поскольку на земле лежал снег. Они думали, что люди здесь живут на лоне природы, в гармонии с ней, как ее первозданные составляющие, хотя, вероятно, видели, что в кранах течет горячая вода, полки в супермаркетах ломятся от фруктов и деликатесов, видели и истощенные земли около автомагистралей, плотины, перекрывшие мощные речные потоки – все современное.

Туристы полагали, что ездовые собаки – вековой способ передвижения в этой местности, хотя на самом деле езда на собачьих упряжках – импортный товар, американский. На оленях здесь раньше ездили и на лошадях, а собаки требовались только для охраны и охоты. Здесь невозможно держать много собак. Где найти для них еду? Здесь нет