Дикая природа - Эбби Джини Страница 18

Брат смотрел на меня не мигая. Взгляд у него был теплый, зазывный, как плавательный бассейн знойным летом. Я почувствовала, что невольно улыбаюсь ему в ответ.

– Ты ведь мне доверяешь, да? – спросил Такер.

– Да.

– Пришла пора волшебства, Кора, – сказал он. – Мы уезжаем.

Он убрал волосы с моего лица, щелкнул меня по носу.

– Но… – нерешительно начала я, – как же Дарлин и Джейн?

Его лицо омрачилось. Каждая новая эмоция, казалось, поглощала его целиком, накладывая отпечаток на его позу, заставляя выражать ее особой мимикой и особыми жестами.

– Нет, – твердо сказал Такер, – Дарлин не видит целостной картины. Она погрязла в рутине. Безнадежный случай. – Он помолчал, хмурясь. – Я никогда не хотел бросать вас. Ты же это знаешь, да?

– Не хотел?

– Вы – моя семья, Кора. Я люблю вас больше жизни.

– Любишь?

– Вот это все ненастоящее. – Здоровой рукой он хлопнул по дивану, возможно, имея в виду трейлер, а то и весь Мерси. – Не настоящий мир. Это обыденное существование. Я не могу здесь оставаться. Не могу жить в этом месте.

Он опять заключил в ладонь мой подбородок.

– Пора приниматься за работу, – сказал Такер. – У нас много дел. Уходим прямо сейчас. Только ты и я, вдвоем.

Меня пробрала дрожь дежавю. Казалось, это я уже видела во сне или когда-то слышала в одной из историй: обнадеживающее выражение на лице Такера; его вопросы, зависающие в воздухе; тишина комнаты; возможность преображения. У меня было такое чувство, что ответ я уже знаю, приняла решение давным-давно.

9

Такер нашел старый синий рюкзак Дарлин, который был чуть больше, чем мой школьный ранец. Мы стали вместе укладывать в него вещи. Положили моего плюшевого медведя, мою «счастливую» красную рубашку, любимую книжку с картинками, любимую пижаму с ракетами, подаренный Дарлин медальон и зубную щетку. По совету Такера я взяла с холодильника несколько снимков Дарлин и Джейн, сунула их в передний карман рюкзака.

– Чтоб не забыть, как они выглядят, – мудро заметил он. Для себя брат взял с кухонного рабочего стола мамино фото в рамке – то, на котором она сидит верхом на лошади, улыбаясь в объектив. С минуту смотрел на снимок со скорбной улыбкой на лице, а потом тоже сунул в рюкзак и велел мне поторопиться. По его указке я уложила в рюкзак брюки и шорты, маечки на бретельках и фуфайки, а также свое теплое пальто. В боковой карман запихнула резиновые сапоги. Носки свернула в тугие комочки и втиснула в пустоты между вещами. И взяла с собой как можно больше трусиков – сколько уместилось.

– Хорошо, что одежда у тебя маленькая, – сказал Такер. Когда вещи были собраны, оказалось, что рюкзак тяжелый – я с трудом его подняла. Зато брат с легкостью перекинул через плечо. Вместо трости он взял обычную палку – она очень помогала ему при ходьбе, да и меня избавляла от необходимости заменять ему покалеченную конечность, на которую он не мог опираться. У выхода я помедлила, напоследок еще раз оглядев трейлер номер 43. Такер уже был на улице, посвистывал сквозь зубы. Я смотрела на кухонный стол, на телевизор, на диван, пытаясь запечатлеть в памяти каждую частичку родного дома.

Я не имела ясного представления о том, что будет дальше. В каком-то смысле мне это было все равно. Я доверяла Такеру, как ребенок обычно доверяет родителям – абсолютно, безоговорочно, с радостью. Его долгое отсутствие не подорвало мою веру в него. Напротив, мне казалось, что нас теперь связывают еще более крепкие узы, чем раньше. Я никогда не анализировала свою любовь к сестрам; наша взаимная привязанность была столь же незримой и насущной, как кислород. Но с Такером было по-другому. Его любовь ко мне и моя – к нему были как дурман, наполняли благоуханием сам воздух, которым я дышала.

И я охотно подчинялась его воле, что было для меня облегчением. Дарлин растила меня, воспитывала, но она никогда не изображала из себя мать, которая знает, что хорошо, а что плохо для ее ребенка. А мне порой не хватало именно материнской руки. Невольно оказавшись главой семьи, в суровых жизненных обстоятельствах Дарлин делала все для того, чтобы мы с Джейн окончили школу, заботилась о нас из последних сил, всегда руководствуясь добрыми намерениями. А я хотела чувствовать себя такой же защищенной, как другие дети, у которых были родители. Их холили, как цветы в саду – поливали, избавляли от сорняков, оберегали от всего плохого. Но чувство защищенности, о котором я мечтала всю сознательную жизнь, было мне незнакомо. Остальные дети мне всегда казались свободными, как ветер, потому что бремя ответственности за их жизни лежало на плечах других.

И вот появился Такер. Пришел, чтобы все это изменить. У него был план. А прежде насчет меня никто никаких планов не строил. Он хотел вести меня за собой в той же мере, в какой я хотела быть ведомой.

– Машина там, – сказал он, показывая в ту сторону, куда убегала тропинка.

После полудня установилась на удивление прохладная погода. Горизонт затягивали тучи, собирался дождь. Было пасмурно, мы с Такером даже не отбрасывали тени. Опираясь на палку, он все равно шел очень осторожно. Больной ногой ступал только на носок, а не на всю ступню. Из-за рюкзака на плече Такер постоянно кренился на один бок. При каждом шаге неуклюже взмахивал забинтованной рукой, чтобы удержать равновесие.

Чем дольше мы шли, тем сильнее он истекал кровью. При ходьбе все его раны открылись. На левой штанине вскоре проступили бордовые пятна. Вьетнамки на его ногах – одна сухая, вторая склизкая – шлепали и хлюпали. С такими глубокими ранами, как у него, обычно обращаются в больницу, их должен зашить хирург. А Такер удовольствовался содержимым домашней аптечки. У него наверняка останутся шрамы.

– Машину пришлось оставить довольно далеко, – объяснил он. – Парковаться в «Тенистых акрах» было рискованно. Кто-нибудь непременно заметит.

Издалека донесся раскат грома. Я чувствовала запах дождя, хотя небо над нами было по-прежнему чистым и белым, как хлопок. Гроза, как всегда, маячила близ горизонта.

Мы добрались до шоссе и повернули на запад. Держались обочины, наблюдая, как мимо проносятся полуприцепы и пикапы. Из-под колес машин прямо на нас летела пыль. Такер шел впереди, я – сзади. Мы по очереди пили воду из одной бутылки. С каждым порывом ветра температура опускалась все ниже. Раскаты грома учащались, заставляя трепетать листву на деревьях. Стрелы молнии высвечивали провалы в густом слое облаков. Гроза была еще далеко,