Вымирающие виды - Жаклин Мюррей Страница 8

Об этом я тоже смогу спросить позже.

К тому времени, как он спустился с утеса к вечерней трапезе, все больные матери уже шли на поправку. Шанадар никогда не находил времени заметить ее мастерство, но сегодня оно ошеломило его.

Как я смогу находить снадобья так же, как она?

Пока все ели, мать двигалась среди соплеменников, шаркающей походкой, ссутулив плечи, с лицом, посеревшим от усталости, и лишь легкая улыбка трогала ее губы. Едва она устроилась у огня, чтобы сшить рубаху — Шанадар вдруг понял, что, возможно, для него, — как раздался жалобный голос. Шанадар проследил звук до отхожего места племени.

— Никак не могу от них избавиться!

Черви! Назойливые белые твари, что поселяются внутри и причиняют бесконечные мучения.

Мать, уже спеша к нему, порылась в своей наплечной сумке, протянула новому больному пригоршню тошнотворных стеблей и цветов и велела есть их, пока черви не покинут его тело. И еще долго после того, как молодой мужчина сказал ей, что ему лучше, и уполз спать в свое гнездо, мать продолжала работать у огня.

На следующий день Шанадар задавал матери бесконечные вопросы о мазях и припарках, о том, где она собирает составляющие и как превращает их в снадобья. Поначалу она отвечала коротко, явно сомневаясь в его искренности, но потом, видя его жадный интерес, стала рассказывать так подробно, как он того хотел.

Когда он освоился с тем, что делал, то спросил:

— В странствиях, как ты находишь новые растения в незнакомых землях?

Она замерла, и глаза ее увлажнились. Она потерла их самым чистым местом на руке, словно от усталости.

Ее губы коротко дрогнули, и она заставила их сложиться в улыбку.

— Пойдем.

Пока они бродили по лугам, лесам и долинам, она срывала пригоршни цветов, корней и стеблей, соскабливала кору с одних деревьев и плесень или грибы с других, объясняя свой выбор, почему она отвергает его и для чего они полезны.

— Замечай их запахи и то, какие они на ощупь.

Он нюхал многие, растирал их между большим и указательным пальцами и уже собирался попробовать один на вкус, но мать его остановила.

— Потри о руку, а потом об язык.

Он так и сделал.

— От одного вскочили волдыри. От другого — ничего.

— Значит, он безопасен.

Когда в тот вечер они уселись у костра, мать сказала:

— Завтра пойдешь один. Собери то, что, по-твоему, может исцелить определенные хвори. Вернись и скажи мне почему.

Он ходил так день, и другой, пытаясь угадать, что мать скажет о растении и его свойствах. И только когда он научился предсказывать ее слова наперед, он перестал приносить ей образцы.

Словно змея, сбрасывающая кожу, Шанадар смыл с себя старого Джуна, освободив Шанадара — того, кем ему было суждено стать.

Глава 5

Однажды ночью, когда Солнце опустилось за горизонт, Шанадар нашел пустое логово Стаи Канис, от которого уходили вглубь холма ходы. В глубине логова лежали факелы, пропитанные на концах смолой, — их оставили прежние обитатели. Он проверил входы и не нашел свежих отпечатков, лишь старые следы мелких тварей, и решил обследовать ходы завтра.

Бывшие жители также сложили грубое кострище, которое Шанадар теперь разжег от уголька из очага своего клана. Пространство быстро согрелось. Прежде чем уснуть, он убедился, что запас трута под рукой.

Его разбудил какой-то звук. Быстрый взгляд сквозь прищуренные веки подтвердил: он один, остатки еды в сохранности, угли в очаге все еще достаточно яркие, чтобы отпугнуть врагов.

Шанадар перевернулся и поворошил трут, гадая, что его разбудило, пока не услышал, как чей-то голос прошептал его имя.

Шанадар.

Он резко обернулся.

— Ксоса?

Ответил ему певучий голос, казалось, из туннелей.

Ты помощник Ксосы?

Он зажег факел из покинутой груды, сунул еще несколько в сумку и поспешил по темной тропе. Голос привел его в огромный зал со сводчатыми потолками, что терялись высоко над головой. Статуями высились сталагмиты разных оттенков белого и серого, покрывая часть пола. Свет факела отскакивал от кристаллических пород, вросших в стены.

Ноги несли его сами, пока он не остановился, завороженный. Длинная плоская стена, гладкая, словно отполированная песком, была испещрена красными, черными и желтыми знаками, потускневшими от времени, но все еще достаточно четкими, чтобы их можно было разгадать. Его клан рисовал похожие фигуры, чтобы поведать важные истории. Он повел светом по рисункам, пытаясь разгадать послание.

Мы жили здесь, пока ледяной воздух не прогнал нас.

Мы уходим туда, где просыпается солнце.

Мы примем всех, кто к нам присоединится.

Неужели это оставил клан старейшин Старейшего, о котором рассказывала мать?

На полу под посланием лежал камень, на который он не обратил внимания, пока тот не пробормотал его имя.

Камень, говорящий мое имя?

Шанадар поднял его — не больше ладони, не толще запястья. По руке пробежала дрожь. Тело его застыло, но разум взорвался. Когда он наконец освободился от оцепенения, то осветил поверхность камня факелом, и свет выхватил глаза, нос, рот и линию волос.

Глаза моргнули.

Он вздохнул, почувствовал, как развязывается узел в горле, и сказал:

— Я понимаю, — хотя на самом деле не понимал. Камень не может моргать.

Он моргнул снова, а потом заговорил с ним — не словами, но понятиями, которые Шанадар разумел. Шанадар вытащил из наплечной сумки резец и начертал на стене послание знаками своего рода:

Мы уходим туда, где просыпается Солнце. Не следуйте за нами. Наше будущее — у моря без берегов.

Закончив, Шанадар сунул камень и резец в сумку, решил обойтись без краски и зашаркал обратно в главный зал. Он бросил наплечную сумку у очага и вышел из логова. Первые лучи Солнца озарили горизонт, и он окинул взглядом промокший пейзаж.

Окажусь ли я достоин того, что ждет меня впереди?

Словно в ответ, огонь расколол небо, подобно горящим ветвям голого дерева. Ветви осветили темные брюха туч, и трескучее пламя, взрываясь, ударило в землю, превратив далекий лес в оранжевый трут. Тяжелый дождь, подобный граду, бьющему по дуплистому стволу, грозил затопить размокшие берега реки.

Будет ли в безопасности мой бывший клан?

И почти в тот же миг он понял: ему все равно. Они сами за