Шепот тени - Александр Григорьевич Самойлов Страница 3

Дзюнъэй улыбнулся, глядя на её удаляющуюся спину. Она была права. Пахнущая булочками жизнь была не для них. Их мир был здесь, в этой скрытой долине, в этом колодце из камня и тишины. Мир теней, запахов сырости и… тёплой похлёбки. Пока что этого было достаточно.

* * *

Утро в долине Тенистой Реки начиналось не с пения птиц, а с отрывистого, резкого звука деревянной колотушки о деревянную же плаху. Ток-ток-ток. Не спеша, но неумолимо. Симфония дисциплины.

Дзюнъэй уже был на ногах. Сон для ниндзя был не отдыхом, а ещё одним упражнением в контроле — умении проснуться за мгновение до сигнала, в абсолютной тишине, не показав ни единого признака жизни. Он сидел на циновке, перебирая, чистя и снова собирая свои сюрикэны. Ритуал, успокаивающий ум перед бурей дня.

Дверь его крошечной каморки, отгороженной от общего тоннеля простой занавеской, отдернулась. На пороге стояла Акари, уже одетая и явно чем-то возбуждённая.

— Ты всё ещё возишься со своими метательными звёздочками? — спросила она, презрительно фыркнув. — Я уже сходила на стрельбище, отточила три клинка и узнала наше задание.

— И умудрилась разбудить пол-долины, судя по тому, как ты топаешь, — не отрывая глаз от работы, заметил Дзюнъэй. — У самураев есть поговорка: «Спешащий человек роет себе могилу ножом для масла».

— А у ниндзя есть поговорка: «Медлящий человек проигрывает спешащему», — парировала она. — Так что прекращай ласкать этот кусок металла и слушай.

Она присела на корточки перед ним, её глаза горели.

— Нас нанимает не какой-то даймё. Нас нанимает его казначей, толстый торгаш по имени Дзэн. Нужно выкрасть его дочь. Сегодня же.

Дзюнъэй поднял бровь.

— Выкрасть? Зачем казначею похищать собственную дочь?

— Потому что он ей не казначей, а её отец, глупец, — терпеливо, словно объясняя ребёнку, сказала Акари. — Он проиграл хозяину одного из самых зловонных публичных домов в городе, а ее оставил как залог. А теперь, когда срок выплаты подошёл, он передумал. Но вместо того чтобы выкупить, он платит нам, чтобы мы «украли» её обратно, а хозяину заведения оставили пару монет и намёк, что это работа конкурентов. Дешёво и сердито.

Лицо Дзюнъэя оставалось невозмутимым, но внутри что-то ёкнуло. Это было… грязно.

— И Оябун согласился?

— Оябун соглашается на всё, что пахнет серебром, — усмехнулась Акари. — Особенно если это легко. А это легко. Девчонка, говорят, худая как щепка, охрана у публичного дома — пара подвыпивших головорезов с затупленными мечами. Проще, чем у самураям знамя испачкать.

Она встала.

— Так что одевайся. Мы выдвигаемся через час. Наше первое настоящее дело! — В её голосе звучала неподдельная радость охотницы, почуявшей лёгкую добычу.

* * *

Город у подножья их гор был шумным, вонючим и полным жизни. Рынок гудел, как растревоженный улей. Торговцы зазывали покупателей, запахи жареной рыбы, специй, пота и нечистот смешивались в одну густую, одуряющую атмосферу. Идеальная среда для того, чтобы раствориться.

Они были уже не ниндзя, а двумя подростками в справной городской одежде. Акари шаркала босыми ногами по пыльной мостовой, а Дзюнъэй шёл позади, сгорбившись и уставившись в землю.

* * *

— Видишь? — Акари кивнула на двухэтажный дом с кричаще-красными фонарями у входа, откуда доносились фальшивые смех и звуки сямисэна. — «Цветущая Ива». Охрана именно там, у входа. Ротозеи, как мы и думали.

— Слишком очевидно, — тихо возразил Дзюнъэй, его глаза скользили по окнам второго этажа, по задним переулкам. — Лезть в лоб — глупо. Давай найдём задний ход. Для мусора, для поставщиков.

— Задний ход? — Акари посмотрела на него, как на сумасшедшего. — Дзюн, у нас есть идеальный план. Я отвлекаю этих двух болванов, притворяясь потерянной девочкой… или кем-то ещё. Ты в это время проскальзываешь внутрь, находишь девицу, и мы уносим её через крышу. Быстро, чисто, профессионально.

— А если «девица» не захочет уходить? — спросил Дзюнъэй.

— Что? — Акари нахмурилась.

— Мы не знаем, что у неё на уме. Может, отец не проиграл, а продал её, потому что она ему надоела. А может, здесь ей нравится больше, чем в доме скупого родителя. Мы же не выясняли.

— Наше дело — не выяснять, а выполнять, — её голос стал жёстким. — Приказ есть приказ. Тень не имеет…

— …воли, да, я помню, — закончил за неё Дзюнъэй. Но впервые эти слова звучали для него горько.

В итоге они сделали по плану Акари. Сработало это… и не сработало.

Акари и правда отвлекла охрану. Дзюнъэй прошел внутрь с видом завсегдатая, которому не нужно ничего объяснять или показывать. На него не обратили внимания. Это сложно сделать, когда рядом находится странная девица, которая размахивает руками так, что их едва видно, утирает слезы и громким визгливым голосом, прерывая предложения на полуслове и начиная другие, пытается то ли что-то доказать, то ли что-то спросить со скоростью под двадцать слов в секунду.

Интерьер «Цветущей Ивы» был таким же аляпистым, как и её фасад: дешёвый шёлк, потёртые ковры, запахи дешёвых духов и чего-то кислого, скрываемого аромомаслами. Из-за дверей доносились приглушённые смешки, шёпот и звуки сямисэна.

Он замер в тени, позволяя глазам привыкнуть к полумраку. План был прост: найти самую дальнюю, тихую комнату — именно там скорее всего держали новую «невольницу», чтобы отгородить от глаз и дать «привыкнуть». Он двинулся по коридору. Услышав шаги, изобразил посетителя с настроением «убью первого, кого увижу». Мимо прошла служанка с подносом, полным пустых чашек для сакэ. Он уловил обрывок её бормотания: «…и эту новенькую, Киёми, наверх определили, в старую кладовку… как будто у нас свободных помещений полно…»

Киёми. Наверх. Этого было достаточно. Но были и сомнения. Уж очень вовремя служанка об этом говорить взялась.

Он нашёл узкую, почти незаметную лестницу для прислуги, ведущую на второй этаж. Здесь было ещё тише и грязнее. Двери были плотно закрыты. Он шёл, прислушиваясь к звукам из-за каждой. Где-то храпели. Где-то плакали. У последней двери в конце коридора не было звуков вовсе. Только едва уловимое прерывистое дыхание и запах слез. На двери висел грубый засов снаружи.

Отодвинув засов, он приоткрыл дверь и скользнул внутрь. Комната и правда была похожа на кладовку. В воздухе пахло пылью и затхлостью. На единственной циновке сидела девушка. Совсем юная, в простом, но дорогом кимоно, которое теперь было испачкано. Её плечи вздрагивали от беззвучных рыданий.

— Я не причиню тебе вреда, — прошептал Дзюнъэй, — Меня прислал твой отец. Мы должны уйти. Сейчас же.

На её лице мелькнула надежда, тут же погашенная страхом. Она испуганно мотнула головой в сторону двери.

— Он… он придёт? Хозяин?

— Он ничего не узнает.