Умирающие и воскресающие боги - Евгений Викторович Старшов Страница 16

момент возникновения александрийского культа кипрский царь Никокреонт, обратившись к новому богу с вопросом, кто он, получил от него ответ: “Небо – моя глава, море – мое чрево, в землю упираются мои ноги; мои уши реют в воздухе, мои очи сияют солнцем”». В малоазийском Милете сохранились руины и фронтон храма еще более синкретического божества, чем сам Серапис, – Гелиоса-Сераписа (III в. до н. э.) – вообще шествие египетских богов в их эллинистических формах было поистине триумфальным, что по Малой Азии, что, позже, по всей Римской империи. Одна из первых надписей об этом (датируется примерно 305 г. до н. э.) обнаружена в малоазийском Галикарнасе. В своих странствиях по Турции мне нередко приходилось встречаться с культом этих божеств – в Эфесе, за библиотекой Цельса, у нижней агоры, некогда стоял храм Сераписа, а на государственной (верхней) агоре – храм Исиды; в Приене сохранился фундамент «храма египетских богов» – Сераписа, Осириса (интересно их разъединение в данном случае, порождающее вопрос: а точно был ли Серапис «реинкарнацией» именно Осириса? Впрочем, никаких скоропалительных выводов делать не будем, оставляем перечень на совести археолога Сюзан Байхан), Исиды, Гарпократа и Анубиса; в археологическом музее в Иераполисе (Памуккале) стоит статуя жрицы Исиды, а во дворе музея – божественный египетский сокол – Гор; в археологическом музее Анталии есть две прекрасные небольшие парные статуи Сераписа и Исиды с младенцем Гарпократом… Еще одним интересным сюжетом является слияния Сераприса с иным египетским божеством – змеевидным Агатодемоном.

Еще Александр Македонский планировал сделать последнего александрийским божеством, общим для греков и египтян, – именно эту идею, в конечном счете, и воплотил Птолемей с Сераписом, но этому предшествовал ряд интересных экспериментов. Змей почитали и греки, и египтяне, и даже иудеям они не были чужды (вспомним, конечно, не только райского искусителя, но и знаменитого Медного змия, остановившего при Моисее эпидемию). «Пристрастие» Александра к змеям объясняет Плутарх: «Однажды увидели также змея, который лежал, вытянувшись вдоль тела спящей Олимпиады (матери Александра. – Е.С.); говорят, что это больше, чем что-либо другое, охладило влечение и любовь Филиппа к жене и он стал реже проводить с нею ночи – то ли потому, что боялся, как бы женщина его не околдовала или же не опоила, то ли считая, что она связана с высшим существом, и потому избегая близости с ней. О том же самом существует и другой рассказ. Издревле все женщины той страны участвуют в орфических таинствах и в оргиях в честь Диониса; участниц таинств называют клодонками и мималлонками, а действия их во многом сходны с обрядами эдонянок, а также фракиянок, живущих у подножья Гемоса (этим последним, по-моему, обязано своим происхождением слово “фрэскэуэйн” – threskeuein, служащее для обозначения неумеренных, сопряженных с излишествами священнодействий). Олимпиада ревностнее других была привержена этим таинствам и неистовствовала совсем по-варварски; во время торжественных шествий она несла больших ручных змей, которые часто наводили страх на мужчин, когда, выползая из-под плюща и из священных корзин, они обвивали тирсы и венки женщин. После явившегося ему знамения Филипп отправил в Дельфы мегалополитанца Херона, и тот привез ему оракул Аполлона, предписывавший приносить жертвы Аммону и чтить этого бога больше всех других. Говорят также, что Филипп потерял тот глаз, которым он, подглядывая сквозь щель в двери, увидел бога, спавшего в образе змея с его женой. Как сообщает Эратосфен, Олимпиада, провожая Александра в поход, ему одному открыла тайну его рождения и настоятельно просила его не уронить величия своего происхождения. Другие историки, наоборот, рассказывают, что Олимпиада опровергала эти толки и восклицала нередко: “Когда же Александр перестанет оговаривать меня перед (богиней) Герой?”» (женой Зевса) («Александр», 2–3).

Да и Арриан пишет, рассказывая о походе Александра по египетской пустыне к оракулу Аммона: «Птолемей, сын Лага, рассказывает, что перед войском появились две змеи, наделенные голосом; Александр велел проводникам довериться божеству и следовать за ними, и змеи указали им дорогу к оракулу и обратно» («Поход Александра», III, 3).

Очень соблазнительно видеть в этих двух вещих змеях тех самых, о которых упомянул П. Элгуд, тем паче что рассказ о них восходит к самому Птолемею: «К Семе (гробнице Александра в Александрии. – Е.С.) пристроили небольшую часовню, посвященную двум божествам в облике змеи – Агатодемону и Агатотюхе. В том или ином виде и в Египте, и в Греции с большим уважением относились к змеям, считавшимся духами – хранителями домашнего очага. Идея Александра о том, чтобы сделать Агатодемона богом – покровителем основанного им города, была удачной, причем в той же мере, что и решение Птолемея, пожелавшего связать память Александра с этим божеством».

По неизвестным нам причинам эта идея не сработала, хотя Птолемей очень старался: известно, что его потомки порой сами исполняли функции жрецов Александрова культа. И тогда был явлен Серапис. Но предыдущая «наработка» Птолемея и его «советников по делам религии» не осталась втуне: две священные змеи, Агатодемон и Агатотюхе, будучи мужского и женского пола соответственно, стали воплощением Сераписа и Исиды, просто на змеиных телах стали появляться головы упомянутых божеств, а у Агатотюхе-Исиды – иногда еще и перси; иногда к ним также прибавлялся малютка-Гарпократ.

В итоге отметим, что именно через Сераписа, бога-спасителя, и назначенную ему в супруги Исиду (у которой тогда не осталось, разумеется, ничего от ее египетского аналога, кроме имени), как божественную Мать с Богомладенцем на коленях, греко-египтянам будет в свое время весьма легко воспринять христианство. Мистика Египта помогла там, где чисто греческий или римский ум видел басни и безумие. Заодно Осирис, если верить информации Н. Румянцева, «передал» Христу свой день рождения (в ночь с 5 на 6 января по нашему календарю) и гораздо более поздний мотив – рождение девой, при сохранении девства рождавшей. Сегодня, впрочем, назначение даты рождения Христа чаще связывают с солнечным Митрой, праздник в честь рождения которого приходился на 24–25 декабря.

Опять же интересная деталь: эпитет Осириса – Уннефер, он же Веннофре, «благое существо» – в христианские времена зажил своей жизнью, превратившись в святого пустынножителя Онуфрия – по одной из версий житий, персидского царевича. Можно было б просто сослаться на созвучие имен или на ношение христианином языческого имени (в греческих святцах, например, есть святые Пенелопа, Афина и т. д.), но сама история этого так называемого святого Онуфрия поистине чудовищна, в «лучших» египетских традициях метаморфоз – это и выдает его происхождение, что называется, с головой. «Житие вкратце», публикуемое в святцах для чадушек Московской патриархии, по меткому выражению протодиакона Андрея Кураева, нам здесь не поможет. По игнорируемому ныне древнему варианту жития, святой Онуфрий