ПоэZия русской зимы - Алиса Владимировна Орлова Страница 25

Так луна себе ухо Ван Гога пришила вдруг.

Мы блокадники, партизаны, мы неба дно,

Мы дерёмся и спорим, язык проглотив родной.

А потом Капитан скомандует «От винта!»,

И мы все попадём навечно в живот кита.

Дмитрий Мельников

«На Харьковской горе – свинцовые метели…»

На Харьковской горе[3] – свинцовые метели.

Возможность умереть на девственной постели

от шариков и стрел. И никогда не спать.

Под вой сирен по комнатам гулять.

По битому стеклу ступая осторожно,

смотреть в окно на Харьков. Невозможность

покинуть Белгород, поскольку есть ещё

кому помочь, солдатику плечо

подставить, например, принять, спасти, согреть.

Возможность сохранить достоинство и честь,

жить в коридоре. С третьего захода

те, в спальне, два окна фанерою забить

и видеть Харьков в ясную погоду

из третьего. И верить, и любить.

«Мой город порохом пропах…»

Мой город порохом пропах,

несут ребёнка на руках,

и женщина кричит.

И дым ползёт вдоль белых стен

под завывание сирен,

и улица горит.

Мой мирный город, столько лет

проживший в тишине,

при вспышках вражеских ракет

глядит в глаза войне.

И видит тусклый блеск свинца,

тела на мостовых.

И не склоняет головы,

сражаясь до конца.

«Спи, моя Настасья, спи…»

Спи, моя Настасья, спи.

Здесь растаял снег в степи.

По сырым и жёлтым травам

ходит некий человек,

собирает нас, калек,

и увенчивает славой.

Призывает не бояться,

поднимая из могил,

мне отрубленные пальцы,

словно новые, пришил.

Спи давай, моя Настасья.

Встретимся с тобой потом,

пробежимся под дождём,

чай поставим на террасе.

Что там, милая, в окне?

Грач гуляет по стерне,

на суку сидят вороны,

наблюдают за котом.

Батальоны, батальоны

в рай уходят за Петром.

«Сей город, называемый Авдос…»

Сей город, называемый Авдос,

по имени латинского поэта,

был местом, где пасли овец и коз,

пока мы не построили всё это:

дома, мосты, заводы и дворцы,

и в Диком поле – наши мертвецы

не улеглись широкими рядами

под звёздами и ржавыми крестами.

И наш черёд – за мёрзлый чернозём,

за город, называемый Авдосом,

сражаться, и, возможно, мы умрём.

Ты видел склянку с медным купоросом?

Вот здесь такое небо иногда,

и из траншеи, словно из колодца,

видна бывает некая звезда,

нет, я не знаю, как она зовётся,

я чувствую смертельную усталость

и сам не видел, но другим являлась.

Одна звезда в четырнадцать лучей,

волшебная, как первое свиданье,

сияла им во глубине ночей

и исполняла каждое желанье.

Рассвет над промкой теплится едва,

никак моя не кончится простуда,

пусть каждый скажет главные слова

и пусть они исполнятся как чудо.

Я верю в то, что смерть не навсегда

и что воскреснут павшие герои,

и пусть горит волшебная звезда

над городом, разрушенным, как Троя.

«Зачем ты погиб под Авдеевкой, брат?..»

Памяти Андрея Рябцева

– Зачем ты погиб под Авдеевкой, брат?

Что будет делать жена?

– Я был всего лишь русский солдат,

на то она и война.

Мне в самое сердце ударил дрон

и душу выпустил вон.

И видит душа моя – взят Коксохим

и наше знамя над ним.

Я вижу цветущий и мирный Донецк,

я вижу победный войны конец,

и в праздничном небе я вижу салют,

и больше меня никогда не убьют,

а ты, если встретишь, скажи моей,

что любит ее Андрей.

«Когда закончится война…»

Когда закончится война,

я знаю, будет ночь без сна,

мы первый выпьем за Победу,

и за товарищей – второй,

а к третьему – с границы света

потянется походный строй

солдат, погибших за свободу.

За взводом – взвод, за ротой – рота,

у бесконечного стола

они стеной безмолвной встанут,

колеблясь, как живая мгла.

Над городом салюты грянут,

и это будет мирный гром,

и будут песни фронтовые,

и мать за праздничным столом

заплачет, как сама Россия,

о светлом мальчике своём.

«Великая весна приходит на Донбасс…»

Великая весна приходит на Донбасс,

храни вас всех Господь, вы лучшие из нас,

на траурный Донецк из ледяной Вселенной

струится вечный свет, нетварный и нетленный,

на пролитую кровь, на скромные цветы,

нет, ничего не будет так, как раньше,

у прошлого – безумные черты,

у будущего – светлые, не плачь же,

бывало, что врагу мы подавали руку,

сухую и горячую ладонь,

но больше не простим, спасибо за науку,

за женщин и детей – огонь, бойцы, огонь.

«Одна другой говорит: „Не реви…»

Одна другой говорит: «Не реви.

Они герои войны.

Поставят в Донецке Спас-на-крови

на средства со всей страны.

И будут их имена сиять

на мраморе навсегда.

Давай товар раскладывай, мать.

Масло поставь сюда.

Твой-то был завидный жених.

А мой шебутной, как я».

И с неба донецкого смотрят на них

бессмертные сыновья.

«При наступлении зимы…»

При наступлении