ПоэZия русской зимы - Алиса Владимировна Орлова Страница 14

А она – за ленту вертолёты

провожала, снова провожала.

«В бесконечной болтанке…»

В бесконечной болтанке

Раскалилась броня.

Со стрелковкой на танки —

Стрелкотня, стрелкотня.

Отражают удары

В незнакомую высь

Пацаны из Самары,

Из Уфы и Москвы.

Мины близко ложатся,

И устала рука.

Просит крепко держаться

Наш родной ВПК.

Незнакомая речка,

Осень и благодать.

Автомат да аптечка —

Не пора умирать.

«И упала звезда, и застряла во мне…»

И упала звезда, и застряла во мне,

И чернели сгоревшие хаты.

И заплакала мать на родной стороне,

I заплакала моя мати.

И когда я упал с той звездою в виске

Без последнего русского слова,

Покраснела вода в Ингулец-реке

Чёрной осенью двадцать второго.

И прижался к траве я сгоревшим лицом,

И ушёл я, минуя блокпосты.

…В вышине над Херсоном, Осколом, Донцом —

Бесконечные русские звёзды.

«Русские солдаты – лучшие из людей…»

Русские солдаты – лучшие из людей.

Впереди – свет и более ничего.

Мы побеждаем Господним чудом, оно сильней,

Чем логика, разум и даже наш бабий вой.

Наши кости станут стенами новой империи.

Наша кровь станет космическим топливом.

Мы потомки Юры Гагарина и Лаврентия Берии,

Винтики госмашины неповоротливой.

Однажды я сказала: «Россия здесь навсегда».

А потом мы мучительно отступали.

И тогда на горизонте взошла звезда,

Звезда высокой печали.

Но к чему прикоснулась Россия – то навсегда Россия.

Мы излучаем Россию, в Бозе почия,

Мы возвращаемся живыми аль неживыми,

На истлевших нашивках неся её имя.

«Пока превращалась в красную линию кровавая нить…»

(Закату)

Пока превращалась в красную линию кровавая нить,

Пока, скрежеща, переламывалась эпоха,

Я молилась, чтоб не пришлось тебя хоронить,

И действительно опоздала на похороны.

Время пройдёт, прирастут дубы годовыми кольцами,

Будет стоять памятник молодому солдату.

Я как-то спросила, почему ты пошёл добровольцем.

Ты пожал плечами: «Открыли военкоматы».

А двадцатого сентября над тобою сложились стены,

И война побежала дальше большими скачками.

Вот и всё, что я могу рассказать про великие перемены.

И ещё я не знаю, как посмотрю в глаза твоей маме.

«Глядеть на палую листву…»

Глядеть на палую листву,

Отсчитывать года и войны

И в электричке на Москву

Читать канон заупокойный.

Кричат вороны над крыльцом,

Уходят на войну солдаты,

Дрожит сухое деревцо

Средь сумерек голубоватых.

Светлы в России октябри,

Ясны, прозрачны и печальны.

И плачет мамка: «Не умри»,

И сын её идёт – случайный,

Любой, бессмертный, неземной

Солдат, святой и неизвестный,

Туда, где будущий покой,

Туда, где будущая песня.

Придёт Покров, потом зима,

Укроет ягоды рябины,

И эти ветхие дома,

И тех, кого мы так любили.

И этим мамкиным сынам

Ходить, ходить со смертью рядом,

Чтоб, может, кончилась война

Хотя бы к новым листопадам.

«Одни записываются в БАРСы…»

Одни записываются в БАРСы

(Боевой армейский резерв специальный).

Другие стоят в пробке под Верхним Ларсом.

Трагедия становится фарсом.

Неосязаемое – реальным.

В БАРСе-16, кстати, погиб Декабрист,

Молодой «яблочник», оппозиционер упёртый.

Мы все ходили по краешку смерти,

Обречённые легионеры, шлемоблещущие когорты.

Девчонка, похожая на мою бывшую,

давай потрындим за жисть.

Пока мы живые, а не память застывшая.

Пока про нас не сняли кино,

не написали поэты,

Смерть, похожая на мою бывшую,

Стрельни мне последнюю сигарету.

«Генерал сказал, что встретят цветами…»

– Генерал сказал, что встретят цветами…

– Я купила цветы, – говорит Олеся.

Мамина подруга следила за нами,

Я молилась на каждом крутом замесе.

Я купила тогда белые лилии.

Как ты понимаешь, они сгнили

Сотню раз, и я покрылась проказой,

Но не отреклась от тебя ни разу.

Сотню раз я, милый, легла в могилу

Белым телом, но встала, ждала я, милый,

Сотню раз меня предали и убили.

Посади лилии на моей могиле.

Но восстала, окроплена Божьим иссопом,

И пошла по трупам, забытым тропам.

Без цветов, без венца, без фаты – и хватит.

Обними меня крепче, русский солдатик.

«На рассвете рассыпчат свет зарожденья дня…»

На рассвете рассыпчат свет зарожденья дня,

Желтоватых берёз подвылинявшая палитра.

Тень ложится на мост, чернением вороня,

Словно ствол.

И только слова молитвы:

«…но хочу ль, не хочу ль, а всё же спаси меня».

Да, мы прах и порох, а в будущем, может, цинк,

Ни един не праведен, впрочем, совсем не странно

Праведных помиловать – мы же пока жильцы

Тех окопов, где кровь и грязь, а не с неба манна.

На рассвете рассыпчат свет, и слегка туманно

Проступают сквозь тени мёртвые наши отцы,

И подходят, и руки жмут – крепко, без обмана.

«Офицер в Изюме мне говорил такое…»

Офицер в Изюме мне говорил такое:

«Не пиши “геройство”, мы не герои,

Мы не то что