Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник) Страница 109

* * *

Прорвались фекальные стоки,Земля поспешила осесть,Но все избегают морокиИ медлят ограду возвесть.

Отходы дымятся упрямо,Трагедией страшной грозя,И, значит, в забытую ямуНе рухнуть мне просто нельзя.

Пусть хриплые вопли разбудятРайон, погруженный во тьму.Фекальщиков вскоре осудятИ скопом отправят в тюрьму.

В детдом их несчастные детиПроследуют после суда,Но я не жалею: на светеИ мне нелегко, господа.

В разлитую кем-то соляркуМечтательно я забредал,И тут же, конечно, цыгаркуМне под ноги кто-то кидал.

На станции дерзко совалсяЯ в люки цистерн с кислотой;Затем от меня оставалсяНа дне только зуб золотой.

Затем бензовоза водительВ наручниках ехал в тюрьму,А там станционный смотрительБросался в объятья к нему.

Всем миром мерзавцы охотуВедут на меня одного.Коль провод под током размотан,То я ухвачусь за него.

Метиловой водки торговляПродаст, разумеется, мне,И льдиною, сброшенной с кровли,Меня пришибет по весне.

И трактор проезжий задавитМеня у степного холма,А что тракториста исправит?Естественно, только тюрьма.

В тюрьму попадут непременноИ кровельщик, и продавец;Увидят тюремные стеныМонтера ужасный конец.

И сколько веревке ни виться –К концу приближаемся мы.Сутулых фигур вереницыВливаются в стены тюрьмы.

И я на своем возвышеньеКиваю, негромко бубня:“За вас – и число, и уменье,Бессмертье и рок – за меня”.

* * *

Кошка вяло бредет по паркету,От угла до другого угла.Хорошо б к ней приладить ракету,Чтоб медлительность эта прошла.

Чтоб с ужасным шипеньем запалаСлился кошки предстартовый вой,Чтобы кошка в пространстве пропала,Протаранив стекло головой.

Заметаются дыма зигзагиИз сопла под кошачьим хвостом;Реактивной послушная тяге,Кошка скроется в небе пустом.

Станет легче на сердце отныне,Буду знать я наверное впредь:Мы увязли в житейской рутине,А она продолжает лететь.

Прижимая опасливо ушиИ зажмурившись, мчится она.Сквозь прищур малахитовость сушиИли моря сапфирность видна.

От суетности собственной стонет,Как всегда, человеческий род,Ну а кошка вдруг время обгонитИ в грядущем помчится вперед.

Обгоняя весь род человечий,Что в дороге постыдно ослаб,В коммунизме без травм и увечийПриземлиться та кошка могла б.

* * *

Важна не девственность, а действенность –Я о девицах говорю.Коль девушка активно действует,То я любовью к ней горю.

Когда ж она не хочет действоватьИ неподвижна, словно труп,Тогда томлюсь я подозрениемИ становлюсь угрюм и груб.

Словам давно уже не верю я,Особенно в делах любви.Любовь лишь делом доказуема,Себя ты в деле прояви.

Вершатся все дела успешнееС задором, пылом, огоньком,Любовь же – с гиканьем и воплями,Чтоб сотрясалось всё кругом,

Чтоб вазы с шифоньера падалиИ разбивались о паркет,Чтоб у тахты в утробе ёкалоИ звал милицию сосед.

А коль девица не подвижнееМешка с несвежей требухой,То, стало быть, в ней зреет ненавистьИ тайный умысел плохой.

Коль девушка едва шевелится,То, значит, замышляет зло.Нам подсыпают эти скромницыВ еду толченое стекло.

И, чтоб не угодить на кладбище, –Ведь ты еще совсем не стар, –Приблизься сзади к ней на цыпочкахИ первым нанеси удар.

Она качнется и повалится,А ты скажи ей сухо: “Что ж,Ты это всё хитро затеяла,Однако нас не проведешь”.

* * *

Где Везер угрюмый струится,Где катится сумрачный Рейн,В подвалах сутулые немцыБрезгливо глотают рейнвейн.

Питье им давно надоело,Но рано ложиться в постель,И вот они пьют через силу,А после плетутся в бордель.

У немцев усатые туркиПохитили радость труда,А немцам остались бордели,Постылый рейнвейн и еда.

Тевтоны серьезны в борделе,Как будто бы службу несут,А после в ночной виноградникОни облегчиться идут.

Глядят они в звездное небоПод шум одинокой струи,А в небе, кружася, мерцаютСозвездий несчетных рои.

Раскатисто пукают немцы,В штаны убирают елдуИ видят на темном востокеЗнакомую с детства звезду.

К звезде обращаются немцы:“О льющая ласковый свет!Далекому русскому другуНеси наш печальный привет.

Дома у нас есть и машины,Детишки у всех и жена,Однако же главного стержняДавно наша жизнь лишена.

О горестной участи нашейТы другу поведай, звезда.Германия – скверное место,Не стоит стремиться сюда”.

* * *

Я написать могу сонет,Какой душе моей угодно,В его границах мне свободно –Где для других простора нет.

Свобода причиняет вред,Мы это видим превосходно,Когда поэт впадает в бред,Избрав верлибр, как нынче модно.

Бунтарство хамов и тупицУзора рифмы не сотрет,И ритма прелесть сохранится.Не в сокрушении границПоэт свободу обретет,А подчинив себе границы.

* * *

Личная жизнь – это страшная жизнь,В ней доминирует блуда мотив.Всё состоянье на женщин спустив,Впору уже и стреляться, кажись.

Но у обрыва на миг задержисьИ оглянись: все обиды забыв,Скорбно глядит на тебя коллектив…Лишь на него ты в беде положись.

Дамы, постели, мужья, кабакиДушу твою изваляют в грязи,Кровь твою выпьют, подобно клопам.Так разорви этой жизни силки,В храм коллектива с рыданьем вползиИ припади к его тяжким стопам.

* * *

Служенье муз не терпит суеты,Но, чтобы выжить, нужно суетиться,И до голодных опухолей ты,Поверив музам, можешь дослужиться.

Когда побьет морозом нищетыРастенья в поэтической теплице,Тогда с толпой тебя потянет слиться,На площадях орать до хрипоты.

Есть два пути: иль заодно с толпойВрываться в магазин через витриныИ разбегаться, унося товар,Иль под буржуйской жирною стопойСтелиться наподобие периныИ получать приличный гонорар.

* * *

Нехватка денег – это бич,И хлещет он порой пребольно.Безденежье, как паралич,Мешает двигаться привольно.

Благоговея богомольно,Любви красавиц не достичь:Владеет ими своевольноЛишь тот, кто смог деньжат настричь.

Так запевай, певец, раздольно,Так начинай застольный спич!Капиталиста возвеличь,Пусть хмыкнет он самодовольно.

Замаслится его глазок,Зашевелятся губы-слизни,Он щелкнет пальцами – и вот,Дожевывая свой кусок,Из-за стола хозяев жизниСама любовь к тебе плывет.

* * *