На огненной черте - Константин Михайлович Симонов Страница 23

и бушует горе в мире

             целый год подряд.

Ночь и ветер, веет вьюга,

             смерть стоит кругом.

Не пройди же мимо друга,

             не забудь о нем…

Женщина исчезает.

Комната Кошкиных в старом ленинградском доме. Около «буржуйки» стоит железная кровать, на которой лежит  О л я, укрытая двумя одеялами и пальто. Непонятно, спит она или не спит. Стук в дверь. Оля не отвечает. Снова стук. Дверь открывается, входит  К а з а н ц е в. Он оглядывается, видит кровать, подходит, Оля открывает глаза.

К а з а н ц е в. Добрый день. Если бы вы знали, как я рад, что застал вас дома.

Оля не отвечает.

Извините, пожалуйста… Если можно, оденьтесь, а я пока выйду на минуточку…

Казанцев пошел к двери, по дороге поднял с пола старую куклу, отряхнул пыль, посадил в угол. Вышел. Оля как лежала, так и лежит. Пауза. Снова стук в дверь. Оля не отвечает. Входит  К а з а н ц е в. Подходит к кровати, смотрит на Олю. Вдруг испуганно гладит ее по лицу.

Вы больны?

Оля опять не отвечает.

А я за тобой пришел… У меня билеты в театр… Настоящих два билета…

О л я (еле слышно). Я сегодня умру. Ты уйди…

К а з а н ц е в. Чепуха! Так не умирают!.. И никуда я не пойду… К чертям тогда театр… Не хочешь вставать? Ну и ладно. И не надо. Тогда я чего-нибудь сейчас соображу. Вот чаю… Ну конечно, чаю. Ты пока лежи, а я все сам соображу.

Казанцев поставил свой карабин к стенке, взял с подоконника чайник, присел к печурке, растопил ее, она быстро загудела.

Мировые дровишки эти книжки!

Перед тем как бросить в печку очередную книжку, он раскрыл ее и прочитал наугад.

«Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, — век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, зима отчаяния, у нас было все впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподню…» Хорошо! Правда? Пусть же нас согреет товарищ Чарльз Диккенс! (Бросает книжку в печку.) Варварство, конечно… Но что поделаешь… Все чудесно… Все будет отлично… Ты знаешь, какая хорошая штука чай?.. Сейчас… Сейчас закипит, миленький…

Казанцев нашел в углу тряпку, расстелил ее на полу возле печурки, как скатерть, поставил чашки, достал из рюкзака свой паек — сухарь, пайку хлеба, два кусочка сахару — и все это разложил на тряпке.

Ну вот. Как в «Метрополе». Может быть, все-таки поднимемся?.. Давай-ка попробуем…

Казанцев сначала нерешительно приподнял пальто, помедлил, потом быстро снял его, потом одеяло, затем другое. Оля лежит в синем кашемировом платье. С помощью Казанцева она садится.

Вот так и сиди… И будем пить чай…

Он налил в чашки кипяток, взял с тряпки сухарь.

Мы сейчас его съедим, а хлеб оставим на потом. Вот, держи чашку. Пей.

Оля взяла чашку, зажала ее между ладонями, потом поднесла ее ко рту.

Замечательный чай, правда? У меня мама почему-то такой чай, без заварки, называла «генеральским». Правда, смешно?.. Ну давай я тебе еще налью, тут осталось. Ты можешь взять и этот кусочек сахару. Я не люблю сладкого…

Оля допила кипяток, вздохнула, как после тяжелой работы, посмотрела на Казанцева.

О л я. А ты зачем пришел?

К а з а н ц е в. Вот те раз!.. Я же сказал… У нас есть один чудак, ты его знаешь — длинный такой. Я не знаю толком, чем он занимается. Говорит, что артист. Но он здорово делает куклы. Я сам сегодня видел. Совершенно великолепные куклы. Так вот, этот чудак дал мне два билета в театр, на оперетту. Это очень смешная оперетта… Хотя я ее не видел. Я до войны терпеть не мог оперетту. Я больше драму любил. А сейчас я бы с удовольствием даже оперетту посмотрел… И я подумал, что ты тоже со мной пойдешь… И из-за этого… И ради этого через весь город прочапал… Ну да ладно!..

О л я. Куда билеты?..

К а з а н ц е в (терпеливо). Я же тебе сказал, в театр.

О л я. «В театр»… «В театр»… А я смогу?.. Я же не смогу…

К а з а н ц е в (уверенно). Сможешь. Ты только встань и увидишь, что сможешь.

Оля поднимается с постели, прикрывает ее одеялом, приглаживает волосы и поворачивается к Казанцеву.

Ну! Вот видишь?!

Казанцев смотрит на часы, берет с кровати пальто, подает его Оле.

Мы еще успеем. До начала целый час. А тут ведь близко?.. Правда, близко ведь?..

Он протянул Оле алюминиевую расческу, но она уже взяла платок, и Казанцев помог ей завязать концы на спине.

О л я (тихо). Нет… Не дойти мне…

Казанцев взял ее под руку, на ходу прихватил карабин.

К а з а н ц е в. Дойдешь… Дойдешь… Дойдешь…

З а т е м н е н и е. Метроном.

VIII

Музыка из оперетты «Марица». Яркие лучи освещают два кресла, в которых сидят и смотрят на сцену театра  О л я  и  К а з а н ц е в. Кроме них, никого не видно, но кажется, будто театр битком набит людьми. Между колен у Казанцева зажат карабин.

Со сцены слышны голоса артистов, которых мы не видим.

П е р в ы й  а р т и с т  (стучит). Что это, замок или сумасшедший дом? Приехал я, граф Токки Балладья! А где музыка? Прислуга! Эй! Долго я буду ждать?!

В т о р о й  а р т и с т. Извините, ваше сиятельство, звонок испортился.

П е р в ы й  а р т и с т (ворчит). «Испортился, испортился»…

В т о р о й  а р т и с т. Баронесса сейчас выйдет, а пока угощайтесь, ваше сиятельство, — виноград, апельсины, шоколад, шампанское…

П е р в ы й  а р т и с т. Друг мой, мне все это ужасно надоело! Нет ли у тебя дуранды?!

Невидимый зал взрывается от хохота, аплодисменты. Смеется и аплодирует Казанцев.

К а з а н ц е в (Оле). Здорово. Правда, здорово?!

Оля не отвечает. На сцене продолжается спектакль.

П е р в ы й  а р т и с т. А вот и вы! Дорогая баронесса, нельзя же бегать от человека, который вас так любит!!! Ха-ха-ха!..

А р т и с т к а. Но, дорогой граф, вы забываете, что я вас не люблю! Ха-ха-ха!..

П е р в ы й  а р т и с т. Конечно, забываю! Какой же дурак будет об этом помнить?! Ха-ха-ха! И кроме того, вы меня полюбите! Ха-ха-ха!

А р т и с т к а. Не понимаю!

П е р в ы й  а р т и с т. Она не понимает!.. (Интимно.) Не понимает, а дополнительный паек получает!

И опять зал взрывается смехом и аплодисментами. Кто-то кричит: «Во дает!» Казанцев аплодирует и нечаянно плечом подталкивает Олю. Испуганно поворачивается к ней и замечает, что и она чуть улыбается. Тогда Казанцев еще яростнее аплодирует. Оля улыбается.

К а з а н ц е в. Ну нравится?

Оля кивает.

Нет, ты скажи, нравится?

О л я. Нравится.