Гюлистанский договор 12 (24) октября 1813 г - Владимир Александрович Иванов Страница 14

возможные средства для достижения сей цели. Имея в руках Дагестан и часть Адербейджана, в.с. можете без унижения российского достоинства отозваться к Баба-хану прямо с повторительными предложениями мира. Сей поступок, при новых успехах вами одержанных, не иначе может быть почитаем, как явным опытом умеренности Российского Двора и не чаятельно, чтобы Персияне учинили из сего другое заключение. А между тем я должен открыть вам, что мир с Баба-ханом весьма нужен в теперешних обстоятельствах, на случай войны с Портой Оттоманской, и чтоб самих персиян обратить против турок, буде сие возможно»[91].

Российская сторона опасалась происков французской дипломатии. Вполне обоснованные опасения внушала ей деятельность французских эмиссаров Ромье и Жобера, посланных Наполеоном на Восток.

В результате, в Тегеран для переговоров был послан адъютант Гудовича майор Степанов, выехавший из Тифлиса в половине декабря. Между тем, 18 декабря 1806 г. Турция, подстрекаемая Францией, наконец, объявила России войну. Несмотря на это, в Петербурге все таки (даже несмотря на известие об объявление войны, которое было получено там 3 января 1807 г.), не исключали возможности заключения с Ираном перемирия. Так, в письме Гудовичу, от 7 января 1807 г., император Александр I выражал надежду, что даже в нынешних условиях с Ираном все таки можно договориться «Пред сим объяснено вам было желание мое, дабы, предупреждая разрыв с Портой, стараться прекратить неприятельские действия с Персией и, буде можно, соединиться с Баба-ханом против турок, дабы обратить все ваши силы и все внимание в сию сторону. К удовольствию моему скоро я получил известие, что через попечения ваши учинен начальный шаг к мирным переговорам. Ныне сей предмет сделался столь важным, что достижение оного я признаю началом будущих успехов, и потому поручаю сие дело особенному вашему старанию, предоставляя благоразумию вашему изобресть для сего приличнейшие способы. Нахожу нужным только повторить мое желание, чтобы границы российские остались в том положении, в каком оные теперь находятся, т. е. по Куру и часть Аракса, заключающую в себе область Елизаветпольскую и ханство Карабахское»[92].

Однако, учитывая реалии, император все-таки не исключал и наихудшего сценария развития ситуации. В этом случае, главнокомандующему, несмотря на скудость средств (в конце 1806 г. на Кавказской линии находилась 19-я дивизия в составе 14 полков, из которых 2 – Севастополький и Белевский переброшены были в Закавказье, и 20-я непосредственно в Закавказье в составе 10 полков неполной численности) предписывалось действовать решительно и наступательно. Так, в том же письме отмечалось «Из доставленных вам министром иностранных дел сведений вы увидите, что войска российские занимают уже все пространство Молдавии, Валахии и Бессарабии по Дунай, за исключением крепостей Измаила, Браилова и Журжи. Упразднив и сии последние места от турецких гарнизонов, я располагаюсь протянуть оборонительную линию по Дунаю и держаться в сей выгодной позиции, не попускаясь на дальнейшие предприятия, дабы не ослабить войск, действующих на Висле. К успешному выполнению сего намерения весьма могут способствовать наступательные ваши действия, устремленные на азиатские владения Порты, отвлекая для защищения оных часть анатольских войск, назначаемых в Европу»[93].

Если с Турцией война была делом решенным, то в Иране все же испытывали некоторые колебания. Конечно, победы, одержанные Францией на международной арене оказали свое воздействие не только на выступление Турции, но и на позицию Ирана (особенно в контексте миссии Жобера). Более того, при деятельном участии французской дипломатии стали намечаться совместные турецко-иранские операции против русских войск. Конфликт, развернувшийся ранее между персами и турками из-за Багдадского пашалыка имел тенденцию к «заморожению». Уже из рапорта генерал-майора Несветаева Гудовичу от 13 января 1807 г. было известно, что шахом было послано несколько ханов к Юсуф-паше для выработки совместного плана действий. А в одном из своих воззваний Аббас-Мирза писал «По милости Аллаха, в то время когда зефир дуновением своим распространит запах весны, орлы победоносных знамен наших распустят крылья из Тавриза, для уничтожения нации вражды и коварства. Тогда визирь Юсуф-Зия-паша двинется через Башачук (Имеретия) в Тифлис, для очищения этого города от неверных, и вследствие единовременного похода обеих сторон достигнется цель двух держав и исполнятся желания двух дворов. Воины же, участвовавшие в этом предприятии, удостоятся несметных наших милостей и бесчисленных наград»[94]. О присылке же русского посланника Аббас-Мирза говорил «Вероятно и до вашего сведения дошло, что за несколько времени пред сим приехал ко мне посланец от Русского главнокомандующего и открыл переговоры о дружбе, изъявляя извинения за прежние свои действия. Я посланца этого отправил к высочайшему двору шаха… Цель того посланца состояла в том, чтобы мы примирились с русскими, дабы пыль вражды и злобы смелась с нас; но просьба его не будет уважена до тех пор, пока полы этих владений не очистятся от гадости их существа»[95]. Сходные воззвания были посланы к Кадию Табасаранскому, джаро-белоканцам и Сурхай-хану Казикумузскому.

Однако, шахское правительство более склонялось к выжидательной тактике. Не доверяя туркам, оно стремилось к их ослаблению. Поэтому, наряду с воинственными воззваниями, оно, фактически, занимало выжидательную позицию.

Между тем, турки начали боевые действия. Уже 8 февраля 1807 г. было отражено нападение турок на Редут-кале (Мингрелия). В письме к барону Будбергу от 5 февраля 1807 г., Гудович говоря о трудностях начинавшейся компании, указывал, в качестве основной причины для таковых, незначительность вверенных ему сил и средств «Должен притом признаться, что без заключения перемирия с Персией, трудно будет мне изворачиваться, особливо имея такие места, откуда войск взять не можно, как Дербент, Баку, Шушу, Елисаветполь, Имеретию, Мингрелию, и устья р. Хопи, также малое число до утверждения нового Джафар-Кули-хана в послушании ему Шекинского народа, в Шеки и в самом Тифлисе и малую часть в стороне Лезгинцев, ибо хотя теперь и приведено все в покорность, но отдаляясь отсюда с войсками, по ветрености и вероломству здешних народов без обдуманной нужной осторожности оставить не можно. Корпус не по чину и не по долговременной моей службе будет у меня малый; надеюсь, однако, на Бога, что исполню высочайшую волю»[96].

Оценивая боевые качества обеих противников, и сообразуясь с желаниями правительства, Гудович решил, в складывавшихся обстоятельствах, действовать против турок наступательно, а против иранцев – оборонительно. Оставив отряд генерал-майора Небольсина на границах Карабахского ханства против персов, части генерал майора И. Рыкгофа в Имеретин и Мингрелии, а также небольшие резервы в Тифлисе и вокруг него, главнокомандующий решил с остальными силами оперировать против турок на следующих основных направлениях на Поти, на Ахалцих и на Карс.

Первая крупная боевая операция против турок была осуществлена в направлении Карса, который, как надеялся Гудович,