Империя истребления: История массовых убийств, совершенных нацистами - Алекс Кей Страница 17

как такая позиция может выглядеть на практике, издав 4 октября директиву о казни 2200 заключенных, отобранных из «концентрационных лагерей в Шабаце и Белграде (преимущественно евреев и коммунистов)», в ответ на расстрел сербскими партизанами двумя днями ранее двадцати двух связистов, сдавшихся в плен под Тополой. Вслед за этим он сформулировал общие принципы политики репрессий, доведя ее до сведения всех подразделений 10 октября:

В Сербии из-за «балканского менталитета» и сильного разрастания […] повстанческих движений приказы ОКВ необходимо выполнять в самой драконовской форме. […] В каждом населенном пункте Сербии должны быть немедленно взяты в заложники все коммунисты, все жители мужского пола, подозреваемые в причастности к большевизму, все евреи [и] определенное количество националистов и демократически настроенных местных жителей.

Из этих заложников следовало расстреливать по 100 человек за каждого убитого немца и по 50 – за раненого. Данная политика репрессий не сводилась просто к минимальному соблюдению указаний Кейтеля: напротив, она не только подразумевала выбор максимальной опции – соотношение 100: 1 (а не минимальный вариант – 50: 1), но и включала группу – «всех евреев», – о которой сам Кейтель не упоминал{93}.

С октября 1941 г. немецкие репрессии радикально усилились не только на словах, но и на деле. Войсковые отделения сами стали более активно участвовать в захвате и убийстве все большего числа евреев и коммунистов. Поскольку борьба с партизанами наличными силами оказывалась бесплодной с военной точки зрения, в основе проводимых против них операций продолжала оставаться политика убийства невинных заложников. Предсказуемо, что главными жертвами были по-прежнему евреи и коммунисты. В Сербии, как и в Советском Союзе, политика немцев приравнивала евреев к коммунистам. Причисление евреев к коммунистам было удобным, практически автоматическим способом оправдать их ликвидацию. Какой бы радикальной ни была репрессивная политика Бёме, она, однако, не внесла ничего нового в немецкую оккупацию Сербии: репрессии против «коммунистов и евреев» проводились с самого начала сербского восстания. Немецкие военные в Сербии уже давно привыкли считать евреев коммунистами (или, по крайней мере, считать такое сочетание естественным). Теперь же стало то, что под командованием Бёме вермахт стал не только организовывать условия для проведения расстрелов, идентифицировать личности, а также определять количество жертв, но еще и поставлять для казней самих палачей, которые непосредственно занимались убийствами{94}; раньше такого не было.

Как оказалось, 2200 человек, расстрелянные в Белграде и Шабаце в качестве возмездия за нападение в Тополе, были исключительно евреями и – впервые – рома, а не коммунистами, поймать которых оказалось сложнее. 9 и 11 октября расстрельная команда из того же подразделения связи, которое понесло потери под Тополой, – 521-го полка армейской связи – убила в общей сложности 449 евреев. Казни были засняты и сфотографированы пропагандистской ротой. За их проведение отвечал второй лейтенант Вальтер Липе, командир 3-й роты 521-го полка армейских связистов. Он отметил, что его люди вернулись с первых съемок «довольными», но, «к сожалению», на второй день они не смогли продолжить работу из-за задания в поле. Вместо них казни в Белграде продолжили солдаты из 2-й роты 449-го отряда связистов горного корпуса. Следующие массовые казни евреев и 200 рома Шабаца были проведены 12 и 13 октября 1941 г.{95}

Важно отметить, что как здесь, так и в других местах солдат отнюдь не заставляли участвовать в расстрелах заложников из числа сербских евреев и рома – совершенно невинных жертв, не имевших никакого отношения к засаде в Тополе или какому-либо еще сопротивлению немецкому оккупационному режиму. Любому, кто оказывался «излишне слабым» с немецкой точки зрения или не мог преодолеть угрызений совести, разрешалось не участвовать в расстрелах. Тем не менее массовые казни вермахта проходили гладко. В ходе их проведения не возникало никаких задержек или препон. Нигде не упоминается об их негативном влиянии на внутреннюю дисциплину в войсках{96}.

В следующие дни произошли новые массовые убийства. После того как во время атаки на Кралево 15 и 16 октября понесла потери 717-я пехотная дивизия, ее подразделения принялись дом за домом обыскивать город и к вечеру 17-го числа расстреляли 1736 мужчин и 19 женщин-«коммунисток». За этим последовала еще более масштабная резня в Крагуеваце: немецкая карательная экспедиция, возвращаясь в город, понесла потери, и командир 717-й пехотной дивизии бригадный генерал Пауль Хоффманн приказал немедленно принять ответные меры. Однако подозреваемых в причастности к коммунистической партии, заключенных, евреев и даже мужчин, собранных из окрестных деревень и расстрелянных 20 октября, не хватило до нормы в 2300 человек. Тогда батальонный командир майор Пауль Кёниг приказал своим солдатам схватить жителей самого города, включая учеников местной средней школы, и 21 октября продолжить расстрелы, пока нужная цифра не будет достигнута{97}.

Лист и Бёме пожинали плоды вихря, посеянного их постоянным подстрекательством к безжалостному террору. Однако даже для них резня в Кралево и Крагуеваце выглядела чересчур масштабной, тем более что среди жертв оказался весь сербский персонал авиационного завода в Кралево. Кампания массовых убийств теперь до такой степени освободилась от каких-либо ограничений, что преступникам удалось потерять из виду, кого они на самом деле убивают. Даже коллаборационисты оказались втянуты в машину убийств. Хотя Бёме прямо похвалил войска, которые «образцово и с должной строгостью осуществили меры, необходимые для подавления восстания», 25 октября он предложил заменить произвольные расстрелы населения упорядоченными расстрелами заложников, поскольку казни «целого трудового коллектива немецкого оружейного завода» были «непоправимой ошибкой»{98}.

Однако такие экономические соображения отнюдь не подразумевали прекращения убийств. Просто отбор заложников стал более систематическим. Неудивительно, что это изменение немецкой политики снова в первую очередь ударило по сербским евреям и рома. Начальник немецкой военной администрации (и глава административного штаба командующего войсками) в Сербии генерал-майор СС Харальд Турнер прояснил ситуацию в приказе, разосланном 26 октября во все окружные и полевые штабы вермахта:

В принципе, следует сказать в целом, что евреи и цыгане представляют собой элемент нестабильности и, таким образом, представляют угрозу общественному порядку и безопасности. Еврейский ум задумал эту войну и должен быть уничтожен. Цыган, в силу своей внутренней и внешней конституции, не может быть полезным членом этнического сообщества. Установлено, что еврейский элемент в значительной степени участвует в руководстве бандитами, а цыгане заняты разведдеятельностью и ответственны за преступления, совершенные с особой жестокостью. Поэтому в любом случае принципиальный характер носит военная необходимость брать в заложники всех мужчин-евреев и всех мужчин-цыган.

На следующий день третий батальон 433-го пехотного полка – временно приданный в поддержку 704-й пехотной дивизии из 164-й пехотной дивизии – приступил к расстрелу 2200 заложников (250 рома, остальные – евреи) в отместку за гибель 10 и ранения 24 немецких солдат, окруженных в городе Валево 16 октября. Сам Турнер, не теряя времени, в тот же день после инцидента в Валево предложил расстрелять «2200 задержанных сербов» в качестве мести за немецкие потери{99}.

Когда 2 декабря 1941 г., всего после двух с половиной месяцев пребывания в должности, Бёме был отозван с поста командующего войсками в Сербии, потери солдат вермахта (160 убитых и 278 раненых) резко контрастировали с официальной цифрой в 3562 убитых партизана и неофициальной оценкой количества гражданских лиц, расстрелянных подразделениями вермахта под командованием Бёме в качестве заложников и в ходе других расправ – от 20 000 до 30 000. Из них более 5000 были евреями мужского пола и около 2500 – рома мужского пола. Хотя последняя цифра составляла значительную часть взрослых мужчин рома Сербии, все сербские рома-мужчины в 1941 г. убиты не были. Тогда как взрослое мужское еврейское население Сербии к концу года было полностью уничтожено{100}.

Сменивший Бёме генерал-лейтенант Пауль Бадер 22 декабря установил более низкие, но все равно крайне непропорциональные квоты репрессий, предусматривающие соотношение 50: 1 и 25: 1 за убитых и раненых немцев соответственно. Ключевым моментом в этом сокращении, скорее всего, были растущие трудности, с которыми вермахт столкнулся в предыдущие недели, пытаясь выполнить старые квоты. Однако в качестве заложников все еще можно было брать тех, кто «своим отношением или поведением предназначен для искупления немецких жизней, например коммунистов, схваченных без оружия, цыган, евреев, преступников и так далее».