Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 2. «О дивный новый мир…», 1945–1953 - Андрей Константинович Сорокин Страница 4

в этой работе северо-восточную часть Евразии, примерно совпадавшую с территорией Российской империи, а позднее и Советского Союза. Не случайно в 1940-х гг. у автора появится и понятие «российский Хартленд». В 1943 г. этот автор выпустит новую работу, в которой скажет: «Опрокидывание силового баланса в пользу осевого государства, ведущее к экспансии последнего в окраинные земли Евро-Азии, позволило бы использовать обширные континентальные ресурсы для строительства флота — и затем глазам нашим могла бы предстать мировая империя. Так могло бы случиться, если бы Германия в качестве союзницы присоединилась к России. В заключение, — скажет он, — было бы полезным особо подчеркнуть, что замена российского контроля над внутренним пространством на какой-либо новый контроль не вела бы к уменьшению географической значимости осевого местоположения. Если бы, к примеру, китайцы, организованные японцами, вознамерились бы низвергнуть Российскую империю и завоевать ее территорию, они могли бы представить „желтую опасность“ для мировой свободы именно тем, что присоединили бы выход на океан к ресурсам великого континента»[8].

В годы войны Маккиндер прогнозировал: «Если Советский Союз выйдет из этой войны победителем Германии, он должен будет считаться величайшей сухопутной державой на планете. Более того, он будет державой в стратегически наисильнейшей оборонительной позиции. Хартленд — огромнейшая естественная крепость на земле. Впервые в истории она обеспечена гарнизоном, адекватным ей и численно, и качественно». Значимость Хартленда для Маккиндера определялась очевидным уже тогда масштабом располагаемых природных ресурсов и недоступностью для контроля силами флотов морских держав. «Великая природная крепость» и консолидируемые вокруг нее политические силы противостоят странам «внутреннего полумесяца», то есть приморским территориям Западной Европы, Ближнего и Среднего Востока, Индокитая и Северо-Восточной Азии. Все эти территории контролируются государствами «внешнего полумесяца», то есть морскими державами, ведущее место среди которых занимала тогда Британская империя. Нерв концепта Маккиндера в том, что он вынес в фокус внимания западных элит проблему возрастания геополитической роли Хартленда (читай — Советского Союза) по мере развития сети трансконтинентальных железных дорог, которые составят конкуренцию флотам морских держав и могут обеспечить превосходство континентальных держав над морскими. Во избежание такого рода «неприятностей» странам «внутреннего полумесяца» требовалось объединиться перед лицом этой экзистенциальной угрозы. Развивая эту стратагему, Маккиндер еще в 1919 г. написал: «Кто контролирует Восточную Европу, тот командует Хартлендом, кто контролирует Хартленд, тот командует Мировым островом (то есть Евразией и Африкой); кто контролирует Мировой остров, тот командует миром».

Совершенно не случайным в связи с этим выглядит вывод об СССР как новом «евразийском гегемоне», способном «стать для США самой зловещей угрозой из всех известных до сих пор». В основу этого вывода был положен тезис об «экспансионистских устремлениях» Москвы. И это были уже не теоретические выкладки высоколобых кабинетных ученых, эти тезисы попадут в доклад Управления стратегических служб при Комитете начальников штабов, подготовленный в апреле 1945-го. Концепт Маккиндера даст толчок размышлениям о судьбах мира западных геостратегов, и в 1944 г. Н. Спайкмен сформулирует концепцию Римленда, то есть прибрежного пояса континента (Евразии), достижение контроля над которым должно было стать целью американской внешней политики. Тезис о ключевой стратегической роли «окаймлений» (rimlands), с которых проецируется военная мощь вглубь евразийского пространства (Хартленда) станет теоретическим основанием для плана создания заграничных военных баз США[9]. Осмысление этих теорий как практических задач и станет, перефразируя известную ленинскую мысль, одним из источников и одной из составных частей американского гегемонизма, дав толчок к созданию Соединенными Штатами проамериканских военных блоков и военных баз, охвативших территории Римленда с целью окружения и изоляции Хартленда. Не приходится удивляться, что в этих подходах к стратегическому планированию найдется место и тезисам о недопустимости повторения политики умиротворения агрессора и возможности нанесения упреждающих ударов[10]. Кристаллизация этих представлений, как показано в литературе, произойдет уже к моменту проведения Потсдамской конференции. Новый концепт станет основой для противодействия советским попыткам установления контроля над территориями, прилегающими к СССР, с теми же целями — обеспечения широко понимаемой западными стратегами собственной безопасности[11] и расширения собственной экспансии. Уже в 1945 г. США запускают процесс планирования создания глобальной военной инфраструктуры, призванной купировать военные угрозы безопасности США на самых ранних стадиях их формирования. Глобальное лидерство США как необходимое условие недопущения новой мировой войны и поддержания относительной стабильности вошли с тех пор в плоть и кровь американской внешней политики. Тезис о «поддержании мира во всем мире на условиях, обеспечивающих безопасность, процветание и прогресс нашей страны [США]», появится в программном документе Комитета начальников штабов уже в сентябре 1945 г.[12]

Международные отношения в послевоенный период будут во многом определяться тем, что США примерят на себя роль мирового гегемона, подкрепляя ее атомной монополией, мощь которой была продемонстрирована на излете Второй мировой войны бомбардировками японских городов Хиросима и Нагасаки. Советскому Союзу в этих планах послевоенного устройства будет отводиться место не мировой державы, а региональной, окруженной со всех сторон американскими военными базами.

Проблема обеспечения безопасности в послевоенный период, как мы уже отмечали выше, останется для Сталина столь же значимой, что и в предшествующий период. Подходы к решению этой проблемы виделись в первые годы по завершении войны примерно в тех же контурах, что и раньше. Границы СССР по состоянию на июнь 1941 г. в сочетании с контролируемыми буферными зонами безопасности вдоль границ должны были обеспечивать необходимую глубину обороны жизненно важных центров Советского государства. Судя по всему, прибавится к этим подходам и еще один — формирование пояса нейтральных государств на самом угрожаемом — европейском — направлении, который должен был разделить противостоящие друг другу формирующиеся военно-политические блоки.

И. В. Сталин в Президиуме предвыборного собрания избирателей Сталинского избирательного округа г. Москвы

9 февраля 1946

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1655. Л. 4]

В публичном пространстве Сталин будет демонстративно игнорировать наличие «ядерной дубинки» в руках США в качестве инструмента силового давления. В интервью корреспонденту «Sunday Times» 17 сентября 1946 г. Сталин скажет: «Атомные бомбы предназначены для устрашения слабонервных… они не могут решать судьбу войны, так как для этого совершенно недостаточно атомных бомб»[13]. Ситуация в этой сфере существенно изменится после того, как в 1949 г. Советский Союз проведет испытания собственной атомной бомбы. Пропагандистский эффект от подчеркнуто скромного сообщения советской прессы об этом событии Сталин демонстративно усилит, выступив «за воспрещение атомного оружия и за прекращение производства атомного оружия». Сделает он это в специальном интервью корреспонденту газеты «Правда» в ответ «на шум, поднятый в иностранной прессе в связи с испытанием атомной бомбы в Советском Союзе»