Жуков. Танец победителя - Сергей Егорович Михеенков Страница 21

австрийских тяжёлых улан опасно проскочил через боевые порядки полков, увлечённых рубкой, и стал угрожать тылу и флангу с явным намерением их опрокинуть и решить весь ход сражения, Келлер, не видя иного варианта развития боя, вскочил на коня, выхватил шашку и скомандовал:

– Штаб и конвой – в атаку!

Офицеры штаба все как один и оренбургские казаки личной охраны кинулись в поле за своим генералом. Через несколько минут всё было кончено. Австрийцы дрогнули и, потеряв во встречном столкновении много тяжёлых улан, облачённых в кирасы и металлические шлемы, побежали. Как повествуют хроники, их преследовали и рубили до тех пор, пока не устали кони.

Генералу Келлеру тогда было пятьдесят девять лет. Для кавалерийского боя возраст, надо заметить, уже критический, скорее даже неподходящий. Тарас Бульба, кажется, был моложе.

Встречный бой кавалерийских лав при Ярославицах стал первым кавалерийским боем Великой войны и последним во всей истории войн, когда одновременно участвовало такое количество всадников, действовавших исключительно холодным оружием – пиками и шашками.

Характер и судьба генерала Келлера в чём-то, возможно в самом главном, схожи с характером и судьбой нашего героя. Тот же цепкий и быстрый ум, та же решительность и твёрдость, когда необходимо принимать решение, от которого зависит многое. И та же беззащитность вне поля боя, когда по фронту и на незащищённых флангах оказываются хитрые и лукавые политики и интриганы, искушённые в тонкостях тактики и стратегии войны иной.

3

В дни прибытия Жукова в дивизию шло энергичное формирование корпуса. Действовала жёсткая система отбора. Брали не всех прибывших в маршевых подразделениях. Ценз, предложенный генералом Келлером, был высок. Так что многие эту планку не одолели. Как ни странно, особенно большим отсев оказался в казачьих полках. Подводила в основном привычка к вольнице, принятой в казачьей среде.

– Молодцы мне нужны, – сказал по этому поводу генерал Келлер. – И донцы, и оренбуржцы. Но дисциплина – нужнее.

Самыми подготовленными оказались полки 10-й кавалерийской дивизии. Именно она стала костяком 3-го конного корпуса. Дивизия продолжала носить звание «10-й кавалерийской генерала Келлера…», хотя начальник в ней был уже другой – генерал-майор Василий Евгеньевич Марков. Он отличился в рубке при Ярославицах, за что был награждён офицерским орденом Святого Георгия и Георгиевским оружием.

Полком командовал полковник Сергей Дмитриевич Прохоров. А до него – полковник Александр Романович Алахвердов, обрусевший армянин.

Когда Жукову довелось командовать полком, а потом дивизией и корпусом, он часто вспоминал своих командиров и начальников, кто водил его в бой в 1916-м и в 1917-м.

Среди документов и других архивных материалов, опубликованных к столетней годовщине начала Первой мировой войны, совершенно неожиданно обнаружилась полковая песня 10-го Новгородского драгунского полка. Сочинили её, по всей вероятности, офицеры. Но пели все – и офицеры, и солдаты. Характер песни шуточный, с намёком на армянское происхождение командира, который хотя и обрусел, однако строго придерживался армяно-григорианского вероисповедания. Что, впрочем, нисколько не мешало ему вместе со всей православной массой полка посещать полковую православную церковь и причащаться у русского батюшки.

Довольно необычным было бытование песни. Написана она была как строевая. Её и пели в строю. Но не только. Офицеры в часы отдыха распевали под гитару. Солдаты – под гармошку.

Алла Верды уже два года,

Как к нам пожаловал сюды.

Мотив кавказского народа —

Аллаверды, Аллаверды.

Его привёз из гор Кавказа

Наш новый добрый командир,

По высочайшему приказу

Надев наш доблестный мундир.

И с той поры зимой и летом,

Как воздаянье за труды,

Звучит в собрании приветом —

Аллаверды, Аллаверды.

Хорошо Кавказ гостеприимный,

Но и у нас не пьют воды,

Когда в компании интимной

Затянут вдруг: «Аллаверды!..»

И до утра бодры, хоть пьяны,

Забыв на время свой манеж,

Мы щедро льём вино в стаканы

Взамен кавказских азарпеш.

С Кавказом сро́дны мы во многом,

И, чтобы не было беды,

Мы говорим обычно: «С Богом!»

А он всё: «Аллаверды!»

И мы друзей не различаем,

Богат, бедняк – нам все равны,

Мы всех приветливо встречаем,

Во вкусе русской старины.

В бою от нас не жди пощады,

Но кончен бой и шум вражды —

И мы врагу, как брату, рады:

Аллаверды, Аллаверды.

Давно мы боя не видали.

Но грянет с Австрией война,

И в исторической скрижали

Запишут наши имена.

Так будем пить, пока нам пьётся,

И будем тем уже горды,

Что носим имя НОВГОРОДЦА:

«Аллаверды! Аллаверды!»

Что ж, песня весёлая. И боевая одновременно. Охваченный общим душевным подъёмом, во всё горло пел её и коренастый унтер-офицер, командир отряда разведчиков Георгий Жуков.

5

Началось наступление. 3-й конный корпус, как наиболее боеспособный, имевший большой опыт и победный дух, шёл в авангарде ударной группировки русских войск. Однако австрияки и немцы успели перебросить на угрожаемый участок фронта достаточные резервы. Наши же новые союзники, румыны, замешкались, возможно, намеренно. Действовали они в отрыве от основных войск Юго-Западного фронта. Вскоре из-за проволочек союзников наступление фронта замедлилось, а затем и вовсе выдохлось, остановилось. Но корпус Келлера продолжал идти вперёд.

О первых боях Жуков вспоминал: «Когда на войне очутился, поначалу была какая-то неуверенность, под артобстрелом, но она быстро прошла. Под пулями никогда не наклонялся. Трусов терпеть не могу».

Авангарды 3-го конного корпуса подошли к местечку Сас-Реген (Восточная Трансильвания). Дальше продвигаться было опасно. Командиры выслали вперёд разведывательные дозоры с целью определения местонахождения противника. Жукова назначили в головной дозор. Задание было уже практически выполнено. Предстояло обследовать склон горы и после этого возвращаться. Возвращались по горной тропе цепочкой. Жуков ехал третьим на своём гнедом. Посматривал по сторонам, прислушивался к звукам леса. И вдруг впереди раздался сильный взрыв. Горячей волной, смешанной с песком и галькой, Жукова выбросило из седла.

Очнулся сутки спустя в полевом лазарете.

– Ну что, унтер, охрял?[6] – На соседней койке сидел пожилой солдат с забинтованной рукой и внимательно смотрел на него.

Жуков ворохнулся, пошевелил руками, ногами. Всё было цело, всё слушалось. Сказал:

– Вроде не сплю. Тебя вон вижу, дядя.

– Повезло тебе. Одни царапины. Такое заживает скоро.

Жуков почти не