Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский Страница 15

письма Раиса Максимовна сожжет, сразу же как вернется из Фороса после путча 1991 года, опасаясь, как бы они не попали в чужие руки. Мы знаем о них только по книге «Я надеюсь…», которую она надиктовала писателю Георгию Пряхину ранней весной того же года. Никакой крамолы в этих письмах тогда уже не было, но она и Пряхину не все письма стала читать — там, конечно, было много такого, что могло касаться только двоих.

Но не то в 1954-м!.. — до ХХ съезда КПСС было еще полтора года. Легкомысленное использование практикантом бланка прокуратуры могло стать отягчающим обстоятельством — ну кому еще Горбачев мог такое написать, кроме самого близкого человека? Учась скрывать свои мысли и чувства, без чего он не смог бы сделать карьеру, он будет делиться ими только с женой — их семья станет единым организмом и раковиной, что-то прячущей от остального мира.

После окончания Горбачевым юрфака летом 1955 года супруги съездили к двум парам своих родителей познакомиться. В обоих случаях отцы, впоследствии подружившиеся, отнеслись к их выбору более благосклонно, чем матери. Строгая Мария Пантелеевна сказала: «Что ты за невестку привез, а кто нам будет помогать?» Горбачев ответил: «Это моя жена. И чтобы от тебя я больше никогда ничего подобного не слышал» («Наедине с собой»). Впрочем, и другие жители Привольного, куда в 2006-м приедет экспедиция краеведческого музея, рассказывали Ганиной, что жена Михаила на них впечатления поначалу не произвела: «Така конопатенька, обыкновенна».

А в селе под Стерлитамаком, где осели родители Раисы, Горбачев утром встал раньше всех и стал мыть посуду. Теща, застав его за этим не мужским делом, спросила, где же дочь, а он приложил палец к губам: «Тише, Рая еще спит» (она страдала в это время бессонницей). В тот же день жена рассказала, как отреагировала на это ее мама: «Ну вот, привезла какого-то еврея!..»

Горбачев рассказывает об этом со своей обычной иронией и пишет, что оба оценили это как похвалу, но мне кажется, он сам не заметил гораздо более глубокого смысла своего анекдота. Могла ли теща, объехавшая вслед за мужем чуть ли не всю страну, да еще после не столь давней кампании по борьбе с «космополитами», в самом деле, принять зятя за еврея? Конечно, нет, она вкладывала в этот термин иной, но понятный всякому выросшему в русской культуре смысл, проницательно заметив, что Горбачев уже тогда был «какой-то не такой»: вроде бы и свой, а вроде бы и не совсем.

Диплом об окончании М.С. Горбачевым юридического факультета МГУ

1955

[Архив Горбачев-Фонда]

Он, например, откажется выпить фужер водки, когда в 1971 году будет избран членом ЦК и приглашен в компанию других секретарей обкомов, поддерживающих Юрия Андропова. Почти всякий на его месте послушно, пусть даже без охоты, прошел бы этот обряд инициации. Но он отказался, и вряд ли случайно, стараясь понять себя, не прошел в воспоминаниях мимо этого, казалось бы, малозначительного эпизода. Это и есть то не акцентированное, мягкое нежелание следовать ожиданиям других, ненавязчивый нонконформизм, который сразу разглядела в нем теща: конечно, «еврей».

Настоящая женщина

Нам повезло, что ко встрече с Мамардашвили Горбачев в университете оказался не готов, и его паровоз проскочил эту стрелку. А то бог знает, куда бы его занесло и кто бы оказался в кресле генерального секретаря КПСС в 1985 году. Юрий Левада, вероятно, как-то повлиял на Раису Максимовну, которая стала социологом, но она в этом прямо нигде не признается — возможно, из профессиональной ревности.

Последним и не самым удачным Событием в студенческой жизни Горбачева, в начальной точке которого («почти ничто») он, однако, сделал сознательный выбор, стало распределение. Как секретарь комсомольской организации, он входил в комиссию по распределению и до последнего момента был уверен, что получит направление в Прокуратуру СССР в отдел по надзору за соблюдением законности в органах госбезопасности — там в 1955 году уже готовился пересмотр приговоров, вынесенных в период сталинских репрессий. Но правительство вынесло закрытое постановление, запрещавшее привлекать к этой работе молодых специалистов — якобы одной из причин зверств большого террора было как раз обилие в «органах» молодежи, не имевшей жизненного опыта и шедшей по головам старших товарищей вверх по карьерной лестнице.

Так или нет, но это был жесточайший облом, в первую очередь для Раисы, успевшей не только поступить в аспирантуру философского факультета, но и проучиться там год. Горбачеву тоже предлагали остаться в аспирантуре в Москве — на кафедре колхозного права. Но для него, не понаслышке знавшего, что такое колхоз, и уже понимавшего кое-что в праве, это было, значит, совсем западло. А остался бы Горбачев в аспирантуре — и тогда спустя какие-то 20 лет я играл бы с однокурсниками на галерке «зоологической аудитории» в «балду» на его никому не нужных лекциях по колхозному праву…

В контингентности (не необходимости, но и не случайности) личной траектории (судьбы) важную роль играет слово «нет». Поток времени постоянно выносит нам навстречу всякие соблазны, которые бывает нелегко отвергнуть. Например, в 1973 году молодому первому секретарю Ставропольского крайкома Горбачеву предлагали занять пост заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС, что было повышением и позволяло вернуться в Москву, но он отказался. А в самом сложном для него 1990-м уже Раиса Максимовна будет уговаривать мужа уйти с поста президента и пожить нормально на пенсии, но он, серьезно оценивая такую возможность («Я свое дело сделал»), все же откажется, потому что будет все еще надеяться спасти перестройку и Союз ССР.

Первое супружеское фото. Раиса еще не знает, что через два года ей придется бросить аспирантуру и уехать в Ставрополь

1953

[Архив Горбачев-Фонда]

А в 1950 году они выбрали Ставрополь — то ли из-за близости к семье Горбачева, то ли в связи с тем, что после перенесенной на ногах ангины у Раисы в это время развилась болезнь суставов, и врачи советовали ей сменить климат. Так или иначе она, пожертвовав аспирантурой в Москве, последовала за мужем в провинцию, где вряд ли скоро найдет работу.

«Мы не будем увенчаны / И в кибитках снегами / Настоящие женщины / Не поедут за нами…» — написал в 1944 году поэт Наум Коржавин, добрый знакомый впоследствии ближайшего помощника Горбачева Анатолия Черняева. Ну, не жена декабриста и не в Сибирь, но все-таки это та самая «верность событию» — «настоящая женщина».