Артистка - Владимир Моисеевич Гурвич Страница 39

— О чем же нам говорить? — поинтересовалась я.

— Как о чем, — даже удивился Миркин. — Разумеется, о театре. У Рената очень интересные о нем представления.

— Хорошо, мы непременно поговорим с Ренатом о театре, но сначала я сварю суп, — заявила я.

Никто не стал спорить, поэтому, как рабочий к станку, я направилась к кухонному столу.

Мы вышли из квартиры с Ренатом часа через два. Перед этим мы все трое с аппетитом поели суп. Я внимательно наблюдала за режиссером и по тому, как он ел, сделала вывод, что его дома тоже никто не готовит. Неужели он, как и Яков Миронович живет один? В таком случае, почему у него нет женщины?

Кстати, мы бы остались в жилище Миркина и дольше и непременно завели бы долгожданный разговор о театре, но внезапно Яков Миронович почувствовал сильную усталость. Я это заметила и заставила его прилечь. И он почти сразу уснул. Мы с Ренатом решили ему не мешать, и тихо вышли из квартиры.

— Это мы Якова Мироновича утомили, — сказал Ренат, когда мы оказались на улице. — Ему трудно выдерживать столько времени посторонних людей.

Я хотела было возразить, что не считаю себя посторонней, но вместо этого признала правоту моего спутника.

— Да, это так. Но ему полезно, что хотя бы иногда к нему приходят гости. Он же все время один.

— Это очень грустно, — подтвердил Ренат. — Не знаю, как вы, я считаю его великим человеком. То, что он писал об искусстве, особенно о театре достойно восхищения. Без его книг и статей я бы никогда не стал тем, кем являюсь.

Это его заявление вызвало у меня неоднозначную реакцию. То, что он считает себя учеником Миркина, это замечательно, но не переоценивает ли он собственную персону? В театральном мире он точно практически никому неизвестен.

Кажется, Ренат догадался о моих мыслях, по крайней мере, некоторых из них. Впрочем, их было в данный момент совсем немного, тем сильно обличалась задача моего нового знакомого.

— А давайте, в самом деле, поговорим. Можем зайти в любое кафе, выпьем кофе и обменяемся мнениями, — предложил он.

Почему бы и нет, сначала подумала, а затем произнесла это вслух.

Кафе мы нашли быстро. Заказали кофе и пирожное. После чего я вопросительно посмотрела на Рената — дескать пора начинать то, ради чего мы сюда пришли. Он и начал.

— Я понимаю, Марта Игоревна, что вызываю у вас недоверие, — произнес человек, называвший себя режиссером. — Совершенно неизвестный в театральных кругах человек провозглашает себя учеником великого Якова Мироновича, мнит о себе невесть что. Но, между прочим, я дипломированный режиссер и, кстати, хотел устроиться в ваш театр. Но Эрик Олегович меня не принял.

Внезапно я вспомнила, что лет пять назад или даже больше, а может и меньше, Эрик как-то вскользь говорил мне, что к нему приходил какой-то человек с целью устроиться режиссером. Но он показался моему гражданскому мужу неадекватным, а потому отказал. В памяти даже возникла его фамилия. Теперь я не сомневалась, что это был сидящий напротив меня молодой мужчина.

— Теперь я вспомнила, вы действительно устраивались в наш театр, — сказала я.

— Тогда я был сильно огорчен отказом, а теперь сильно этому рад.

— Вот как! Быть режиссером какого-то любительского кружка лучше, нежели работать в профессиональном театре?

После этих моих слов Ренат пристально посмотрел на меня.

— Вы можете мне не верить, но это именно так.

— В данный момент не верю, — честно сказала я.

— Но ведь вы и сами недовольны своей работой в театре.

— Откуда вам это известно?

— Перед тем, как вы появились у Якова Мироновича, мы в основном говорили о вас.

— Обо мне? — изумилась.

— Да, — подтвердил Ренат. — А что вас в этом удивляет. — Он вдруг улыбнулся. — Знаете, что я почувствовал, пока мы с ним говорили? Он в вас влюблен.

От неожиданности я едва не поперхнулась кофе. Я немало размышляла о своих отношениях с Миркиным, но мне и в голову не приходила, что он может быть в меня влюблен. Между нами больше сорока лет разницы в возрасте. А это целая историческая эпоха. И может, даже ни одна.

— Послушайте, Ренат, вам известно, какая между нами разница в возрасте?

— Какое это имеет значение, — пожал плечами Ренат. — Любовь не имеет никакого отношения к возрасту.

— Я всегда считала иначе. А что имеет тогда?

— Когда люди дополняют и обогащают друг друга, когда они создают новое единство, которое делает их хотя бы отчасти другими. Разве у вас с Яковом Мироновичем не такой союз?

— Возможны, вы в чем-то правы, — пробормотала я. Мысль о том, что Яков Миронович влюблен в меня, меня смущала. Я не представляла, как на это следует реагировать. Будь он помоложе, ну хотя бы лет на двадцать, я бы еще восприняла эту новость более менее спокойно. — Но мы хотели с вами, Ренат, поговорить о театре, а не о любви.

Ренат с удивлением посмотрел на меня.

— А разве театр и любовь ни одно и то же?

— Мне все же кажется, не совсем. В театре много такого, что противоположно любви. — Почему-то в этот момент я вспомнила о Касаткиной.

— Это не театр, а то, что вокруг него. Это такая пустая порода. Она есть везде.

— Положим, что так. Но что из этого следует?

— Да все! — горячо воскликнул мой новый знакомый.

— Все — это как-то слишком много, я не потяну. Давайте более конкретно.

— Вы правы, — вдруг согласился Ренат. Он задумался. — Яков Миронович считает вас прекрасной актрисой, которая реализовала лишь один процент своего потенциала.

— Так мало? — удивилась я. Я всегда считала, что эта цифра побольше, как минимум, на пару процентных пункта.

— Это его мнение.

— А вы?

— Примерно тоже. Я видел вас почти во всех спектаклях. Мне было грустно на вас смотреть.

— Так не смотрели бы.

— Вы требуете невозможного.

— Это, в каком смысле?

— Вы мне очень нравитесь, как актриса. Жаль, что вы не играете в наших спектаклях.

— В вашем любительском кружке?

— Можно сказать и так, — кивнул он головой.

А может, он не совсем нормальный, мелькнула у меня мысль. Даже с Миркиным у меня не было таких странных разговоров.

— Скажите, Ренат, а вы всегда отдаете отчет своим словам? — поинтересовалась я.

— Полагаете, что я не совсем нормальный?

Он просто читает некоторые мои мысли, немного упокоилась я. Не нормальный так бы не мог.

— Нельзя ничего исключить, — уклончиво ответила я.

— Поверьте, Марта Игоревна, я абсолютно нормален.

— Поверю. — В