Сделка - Лисса Джонс Страница 36

– Ага. До Нового года чтоб поработали. У нас сделка, кстати. Ну, то есть сдельная оплата.

– Я поняла.

– А, ну да. Ты ж тут бесплатно… Никак не пойму, на кой вам всем это?

Пускаться в объяснения подробностей своего решения не собираюсь, а в двух словах Леха не поймет. Так что возвращаю диалог в прежнее русло.

– Кто проводит собеседования барменов?

– Ну, я.

Саша сюда вообще носа не сунул за пять лет? И при этом сказал, что помощников не берет? Какая-то ерунда.

– Ты уже принимал людей? – Слегка наклоняю голову вбок, рассматривая паренька, с которым предстоит работать грядущий месяц.

– Ага. Настюху, а до этого еще парочку. Это там – профи, – он кивает головой в сторону входа в основные залы галереи, – а у нас тут обычно студенты на пару месяцев приходят. Знаешь, типа подзаработать на татуху. У тебя, кстати, татухи есть?

– Нет.

– Как ты так умудрилась-то, а? В Питере и не набила ничего?! – Едва ли не обвиняющий голос ставит в ступор.

Действительно, как это я так.

– Да-а, как-то… Не думала об этом.

– Ну ты даешь.

Туше, Никольская. Бармен без татушки – не бармен!

Леха с упоением рассказывает, как бил первую татуху на предплечье, – какой-то абстрактный космос – и демонстрирует выцветший рисунок, а я со знанием дела и заинтересованным видом киваю.

– Леш, – когда парень делает передышку, перехватываю инициативу, – а где склад?

– Че? – Совсем забывший, что мы тут делаем, Леха выглядит так, будто я задала вопрос случайному прохожему на улице.

– Ну, где храните запасы зерен, посуду, расходники?

– А! Каморка наша. Вон дверь – прямо за баркой. Пойдем, заглянешь внутрь.

Когда мы оказываемся в крохотной подсобке со стеллажами вдоль стен до потолка, заваленными разношерстным хламом, слова Александра начинают обретать очертания и смысл.

– Ох… —Медленно шагаю вглубь комнатки. Подхожу к ближайшей полке, беру в руки шуршащую упаковку… С новогодними стаканами. Этот дизайн помню: в них наливали кофе в прошлом декабре и январе. Что, не все распродали? И сколько тут еще таких упаковок?

– Ага-а. Тут у нас Нарния.

– Как ты… – хочу спросить «ведешь учет», но смысла, видимо, нет, поэтому перестраиваюсь на ходу, – …тут ориентируешься?

– Ну, как-как? – Леха подходит к другой полке и тянется наверх. – Надо кофе? Подошел. Взял. Правда, тебе стремянка понадобится. Она у нас вон, в углу.

Вижу сложенную лестницу, заваленные полки и чувствую, как начинают чесаться руки все расставить по местам и пересчитать. Остается надеяться, что Саша действительно дал карт-бланш, а Леха не взбесится, если в этот художественный беспорядок привнести каплю порядка.

– Ладно, я поняла, – Улыбаюсь бармену, из которого все равно больше ничего не вытянешь. – Спасибо за… то, что ввел в курс дела.

Леха небрежно машет рукой на мое «спасибо» и слишком мило улыбается в ответ. Блин, больше никаких мини на сменах! И никаких коротеньких водолазок! Смущать коллег в планы не входило.

– О! – Леха смотрит чуть выше моего правого плеча, быстро подходит. – Смотри, Настюха оставила!

Достает небольшую черную шляпку-котелок, напоминающую шляпы Чарли Чаплина. Бесцеремонно сдернув с меня ободок, водружает шляпку на макушку.

– Тебе идет. Смотри! – И кивает в сторону небольшого зеркала на стене.

Я подхожу поближе к зеркалу, чуток сдвигаю шляпку назад. Ну точно! Чаплин в юбке!

– Настюха еще губы красные делала.

Я даже эту Настю помню! Девчонка выглядела очень стильно в шляпке и с красной помадой на губах. Да и я сама хотела бы поносить алую помаду.

Может, я и правда должна была оказаться тут? В баре?

– Я ее помню.

– Ну, видишь! Ты почти как дома! Че, справишься?

И когда в желудке снова просыпается то самое утреннее чувство азарта и предвкушения, улыбаюсь Леше сквозь отражение.

– Думаю… да. Это будет интересно.

Я не могу изменить свое назначению сюда, но могу изменить свое отношение к этой ситуации.

Давай, Никольская. Покажи им класс.

Глава 16

Василиса

Дни несутся как ретивый скакун, подгоняемый шпорами сапог равнодушного всадника, – это осень неумолимо гонит время, приближая золотую пору.

Пятница настает быстрее, когда ее совсем не ждешь, а я не ждала. Ушла с головой в учебу и волонтерство, поэтому не заметила промчавшейся галопом недели.

Под насмешливым взглядом Лехи перебирала все, что было свалено на полках, записывала, считала. Это была моя первая самостоятельная инвентаризация – пусть совсем крохотная, но мне безумно нравилось, что есть часть работы, принадлежащая только мне.

В четверг прямо на барной стойке я нашла мотоциклетный белоснежный шлем с ушками и черным стеклом для глаз. Безумно красивый. Он ждал, по словам Лехи, целый час. Курьер принес в коробке, а Леха не удержался и распаковал. Сказать, что вечером я расцеловала Кая – не сказать ничего.

Кажется, все снова встало на правильные рельсы, снова устаканилось. Стало безупречным. Все так, как должно быть – я убеждаю себя в этом вот уже целую неделю.

Чувствуя себя хозяйкой маленького дела, пока перекидываюсь шутками с Лешкой и переобуваюсь в мягкие балетки. Надеваю черный фартук поверх голубой рубашки и укладываю волосы в низкий хвост под шляпой.

Леха, прощаясь, подмигивает и просит звонить, если понадобится помощь. И когда я остаюсь за барной стойкой одна, кажется, мне так хорошо, как было хорошо только дома. В шато. До ухода мамы.

Мне спокойно. И мир снова видится в светлых тонах, а не с примесью серого.

Но в тот момент, когда Маша прибегает сразу за тремя стаканчиками кофе, сбивчиво делится впечатлениями от работы с командой Виктора, новостями и сплетнями о том, кто, кому и что сказал, кто на кого косо посмотрел, чувство выброшенности за борт снова возвращается. Еще и с утроенной силой.

Отдавая ей стаканчики, позволяю себе маленькую слабость. Оставляю бар, куда, как и предсказывал Леха, изредка заходят лишь гуляющие по территории галереи туристы и бегуны, тренирующиеся у побережья, и иду в сторону входа в основные залы.

Прислонившись плечом к стене, стою в темном переходе из холла в огромное пространство галереи, сейчас неразделенное перегородками. Завороженно наблюдаю за сотнями квадратных метров, на которых развернулась подготовка. За громоздкими странными конструкциями, за парой десятков огромных экранов, компьютерами, проводами, суетой – и все это под играющую из колонок заводную музыку.

Да, прямо сейчас под гомон и суету, под темные сумерки позднего вечера за окном, под веселые песни создается что-то невероятное.

Что-то, в чем я, увы, не участвую.

В руке вибрирует телефон, отвлекая от накатившей внезапной волны горечи и